Фатьянов - Татьяна Дашкевич Страница 37

Алексей, не изменяя интересам, сразу включился в дела секции рыболовов-любителей. В штате ЦДЛ состояли егерь и инструктор по рыболовному спорту. Егерь Владимир Васильевич Архангельский писал рыболовецкие и охотничьи рассказы, а в коллективных поездках увлеченно рассказывал их у костра. Инструктора, Георгия Ивановича Ермакова, все называли Егорушкой. Секция рыболовов — неизменно дружная семья, которая все выходные проводила вместе. Юрий Смирнов, Андрей Шманкевич, Валерий Медведев, Юрий Нагибин, Хрисанф Херсонский, Алексей Фатьянов — они выезжали по знакомым местам, которые подсказывали друг другу. Были и постоянные рыболовецкие базы у Союза писателей. Рыбачили на озерах Неро в Ростове Великом, на Переяславском, на чистых рыбных реках. Неподалеку от Переяславля Залесского у писателей была оборудована избушка с ночлегом, коптилка, сушильни. Иногда проводили на рыбалке недели, и возвращались на литфондовской полуторке с полными мешками добычи. В эти мужские походы жен никогда не брали… У женщин в ЦДЛ жизнь была не менее интересная.

В тот же ЦДЛ писательские жены шли, как на работу. С утра там открывались кружки и «кружились» до темного вечера. Галина в них училась иностранному языку, кройке и шитью, вязанию, машинописи, шляпному делу, вождению автомобиля, она играла в теннис с Нагибиным и плавала наперегонки с Поповским, который позже эмигрировал.

По образцу дореволюционных женских организаций, писательские жены занимались благотворительностью. Они собирали редкие книги и устраивали аукционы в пользу детских домов и домов малютки. Председательствовала в совете жен Тамара Александровна Лукина, супруга главного редактора «Крокодила». Самый первый аукцион открылся в Дубовом зале. На него явился сын Аркадия Гайдара и внук Павла Бажова морской офицер Тимур Гайдар, который только что явился в Москву из-за границы. В зале перешептывались, глядя на него, а когда он, не дожидаясь гонга, положил на серебряный поднос баснословную сумму, зал загудел. Обыватель в литературных массах неистребим, как и в остальном человечестве.

Галина работала в совете жен, бывая в ЦДЛ сутками. Она ходила по детским домам, привозила туда книги, артистов, сладкие подарки. Ее часто видели писатели в коридорах и, когда иногда интересовались у Фатьянова, кто она и чем занимается, то с лица мужа сразу слетала живость. Оно каменело. Алексей Иванович озирался — не слышат ли посторонние? — и шепотом отвечал:

— Вы с моей женой не шутите! — Собеседник понимающе поджимал губы и подставлял ухо поближе. — Она зам Фадеева по матерной части!

Частенько Алексей сидел за ресторанным столикам и ждал, когда же застучат по винтовой лестнице быстрые каблучки жены. Случалось, он подходил к роялю, который во все времена стоял в глубине зала, и наигрывал мелодии Соловьева-Седого, Дзержинского, Мокроусова, Богословского. Бывало, они и сами присутствовали здесь же и, не стесняясь, пели под свою музыку. Вился папиросный дым над головами, смолкали разговоры.

Новые песни его были чудесными. «Три года ты мне снилась» на музыку Никиты Богословского… Еще не вышла на экраны вторая серия фильма «Большая жизнь», а песню уже в Союзе писателей знали многие. Никто не мог предположить, что еще немного — и она станет символом «кабацкой меланхолии». Прежние песни, великие «Соловьи», «На солнечной поляночке», «Где же вы теперь, друзья-однополчане», звучали повсеместно.

О Фатьянове по-прежнему мало говорили, совсем не писали, словно не воспринимали удачи поэта всерьез. Но можно ли сказать что это не задевало его честолюбия. А он был честолюбив. Он щедро отдавал и хотел не платы сторицей, а чтобы иногда, как ребенка похвалили. Сказали бы восхищенно: «— Алешка! И вот откуда в тебе это берется?». Хотя бы так.

— Жизнь моя полна нелепиц, — иногда говорил он. — Как у ламанчского идальго. Да вот крылья моих мельниц потяжелее тамошних…

В такие моменты особенно обострялось в нем юношеское желание написать поэму, доказать этим «мельницам» свою принадлежность к большим русским поэтам. Но поэма тяжело буксовала, словно полуторка на военной рокаде. А вот песни вылетали легкокрыло и высоко. Вылетали и улетали, а он оставался незамеченным.

Заканчивалось лето 1946 года. Ничего не сулило неприятностей, от жизни ждали только лучшего. Неумолимо приближался сентябрь, который принес поэту так много горечи.