Завоевание Кавказа русскими. 1720-1860 - Джон Баддели Страница 36

26 марта 1827 года когда-то всемогущий проконсул (как он сам себя называл) выехал из грузинской столицы с эскортом, о котором он еще должен был просить, а несколькими днями позже покинул Кавказ – навсегда. В Таганроге он свернул немного в сторону, чтобы посетить место, где умер Александр I – «с которым были похоронены все мои надежды и заслуги».

Остаток своей долгой жизни он провел в отставке – сначала в Орле, затем в Москве и со временем все более и более становился кумиром – и для армии, и для всей страны. Его недостатки и поражения были забыты, в памяти же остались только его победы. Пережив большинство своих современников, герой Бородина, Кульма, Парижа стал для новых поколений живым воплощением славного прошлого и того патриотизма, который в 1812 году создал самые славные страницы ее истории. Когда Ермолов умер в 1861 году, Россия скорбела по нему, как по своему самому любимому сыну.

Говоря о его деятельности на Кавказе, очень трудно прийти к какому-то определенному заключению о его заслугах или оценить его достижения. С другой стороны, его провалы совершенно очевидны.

Он одерживал замечательные победы, не платя за них слишком высокую цену, и хотя бы на какое-то время подчинил большую часть Дагестана России. Ему не удалось покорить Чечню, он неоднократно и жестоко «наказывал» ее жителей и построил Грозный, Внезапную и другие крепости на границах этого государства, тем самым значительно укрепив базу, откуда впоследствии велась новая война. Он присоединил к России персидские и татарские ханства и стал вести себя по отношению к Персии с ошеломляющим высокомерием. Но именно эти меры и успехи привели, с одной стороны, к войне с Персией, а с другой стороны, к восстанию только что присоединенных к России провинций и к бурному росту религиозного и национального фанатизма, который под знаменами мюридизма собрал воедино множество слабых и раздробленных элементов. Так началась кровопролитная борьба, которая не прекращалась целых 40 лет. Дагестан поспешно скинул с себя русское иго и бросил вызов мощи северной империи: этот процесс длился до 1859 года. В Чечне вылазки через границу, совершаемые независимыми отрядами разбойников, как русские не без основания называли их, с целью получения наживы, переросли в войну за национальную независимость под руководством человека не менее жестокого, талантливого и неукротимого, чем сам Ермолов. Вполне возможно, что длительная война была неизбежностью, и в этом случае следует отдать должное Ермолову и Вельяминову за то, что они заложили основу конечной победы России. Однако вполне очевидно, что сам Ермолов даже не предполагал, как будут развиваться события на Кавказе. Это видно из его послания императору: «Ваше Величество, рано или поздно будет необходимо все же выполнить эту работу (продвинуться до линии Сунжи), для чего нынешние мир и спокойствие создают уникальную, благоприятную возможность. Линию Кавказа следует защищать, и я желаю более всего, чтобы в Ваше правление Кавказ стал безопасным местом». Не без труда он добился желаемого разрешения, и крепости был возведены, однако нам еще предстоит увидеть, какая «безопасность» воцарилась на линии. Совершенно ясно, что ни Ермолов, ни Вельяминов не предвидели возникновения и развития мюридизма, хотя его зарождение произошло буквально у них на глазах.

В глазах русских основная заслуга Ермолова заключается в том, что он с самого начала осознавал необходимость расширения влияния (и господства) России на весь Кавказ, включая независимые и полунезависимые государства, вплоть до границ с Персией и северных пределов Турции в Азии. Однако меры, которыми он пытался достичь поставленных целей, по меньшей мере неоднозначны ^[59].

Возможно, московский патриотизм так и не сумеет признать, что более мягкое и справедливое отношение к местному населению, о котором так мечтал Александр I, быстрее привело бы воинственные кавказские племена под крыло России. Вполне возможно. Но с христианской и нравственной точки зрения не может быть оправдания столь жестокой политике Ермолова ^[60].

Такое впечатление, что после Суворова русские в своем развитии пошли не вперед, а назад и стали более жестокими и бесчеловечными.