Вожди и заговорщики - Александр Шубин Страница 35

Никто из членов Политбюро не решился противостоять в открытой полемике Троцкому и Зиновьеву, когда они, окрыленные успехом, вместе со своими сторонниками Радеком, Пятаковым, Смилгой и др. созвали несколько собраний на фабриках и заводах в Москве и окрестностях. Дискуссии закипели в партийных ячейках на заводах, в хозяйственных и даже в военных учреждениях. Сталин и Бухарин опасались большого скандала, особенно в условиях назревающего экономического кризиса. Истинные настроения партийного актива были неизвестны — далеко не все решались высказывать то, что думают.

Открыто в Москве и Ленинграде за оппозицию решились проголосовать только 496 человек, но по данным чехословацкого дипломата Й. Гирсы в Москве около 45 % коммунистов были на стороне оппозиции ^[238].

Но пока недовольство политикой ВКП(б) было еще не очень велико. Кризис НЭПа еще не набрал силу. К тому же предлагавшаяся оппозицией демократия не касалась народа (рабочему классу обещали сохранение зарплаты, не более), речь шла о демократии для элиты, причем еще более узкой, чем в ненавистных капиталистических странах. Диктаторский «имидж» вождей оппозиции ослаблял силу ее агитации за демократию и против бюрократизма. Страна помнила Троцкого как жестокого диктатора времен гражданской войны, Ленинград помнил авторитарный стиль руководства Зиновьева.

Отсутствие возможности отстаивать свои взгляды в печати ставило оппозицию под удар клеветы — ее требования в ответах Бухарина и его сторонников доводились до абсурда. Использовались и антисемитские нотки. «Идейная борьба заменилась административной механикой: телефонными вызовами бюрократии на собрания партийных ячеек…, хорошо организованным свистом и ревом при появлении оппозиционеров на трибуне. Правящая фракция давила механической концентрацией своих сил, угрозой репрессий. Прежде чем партийная масса успела что — нибудь услышать, понять и сказать, она испугалась раскола и катастрофы. Оппозиции пришлось отступить» ^[239], — вспоминает Троцкий о ситуации 1926 г.

Оппозиционеры пытались представить себя равноправным течением в партии и 4 октября обратились в ЦК ВКП(б) с заявлением о необходимости налаживания «совместной дружной работы» и «ликвидации тяжелого периода внутрипартийной распри» ^[240]. Политбюро затем оценило это заявление как признание правильности политики ЦК, что было явным преувеличением. Оппозиционеры освежили связи со второй столицей. 7 октября на собрании коллектива крупнейшего ленинградского завода «Красный путиловец», где присутствовал Киров, неожиданно выступил приехавший из Москвы Зиновьев. Левые выступили и на других предприятиях Ленинграда. Каждый раз их выступление вызывало интерес рабочих и бурю негодования со стороны начальства. Но и негодование это часто было показным.

Политбюро вынуждено было услышать призыв к компромиссу и выставило 11 октября свои условия, сводившиеся к прекращению фракционной работы и недопустимости открытой дискуссии. Требовалось также отмежеваться от других оппозиционных групп, критиковавших Политбюро. Поскольку левые отрицали, что ведут именно фракционную работу, и отрицательно относились к более радикальным оппозиционерам, чем они сами, то Троцкому, Зиновьеву и Каменеву оставалось согласиться только на прекращение дискуссии.

Достижению компромисса способствовало и то, что сталинское руководство по — прежнему не чувствовало себя уверенно. Сохранялись «опасения быстро и резко порвать друг с другом при неустойчивости режима и боязни внешних и внутренних его противников в случае внезапного раскола или распада партии». ^[241] Эти опасения будут сохраняться и позднее, но невозможность единства изменит отношение к товарищам по партии. С кем нельзя договориться, того следует репрессировать. В условиях хозяйственных трудностей оппозиция может получить массовую поддержку недовольных, расколоть партию и таким образом покончить с ее монополией на власть. А в условиях многопартийности из подполья выйдут сторонники иных путей, кроме марксистского, и страна вернется к капитализму. Все жертвы революции будут напрасными. Такая логика возобладает уже через год. А пока противоборствующие фракции еще были готовы договариваться.

15 октября передовица «Правды» отзывалась об оппозиции в компромиссном тоне. 16 октября лидеры левых подписали заявление, в котором вновь подтверждалось осуждение фракционной борьбы (оппозиционеры не признавали, что ведут именно фракционную борьбу), признавались некоторые ошибки, хотя и утверждалось, что оппозиция остается «на почве своих взглядов», изложенных «в официальных документах и речах …», «…обязуется отстаивать лишь в формах, установленных уставом, решениями съездов и ЦК в убеждении, что то, что в этих взглядах правильно, будет принято партией в ходе ее дальнейшей работы» ^[242]. Признание ошибок стало условием компромисса — Сталину было важно унизить противников, использовать и это столкновение, чтобы подорвать авторитет опальных вождей, чья слава еще недавно превосходила его, Сталина, славу. И дело было не в личных амбициях. Чтобы победить в политической борьбе, необходим больший авторитет, влияние, поддержка, чем у противника. Добившись своего, правящая группа прокомментировала заявление оппозиции: «Центральный Комитет считает, что тот минимум, который необходим для обеспечения единства партии, можно считать достигнутым. Задача состоит в том, чтобы, продолжая идейную борьбу с принципиальными ошибками оппозиции, от которых она не отказывается, принять все меры к тому, чтобы достигнутый минимум для обеспечения единства партии был действительно проведен в жизнь» ^[243].

Оппозиционерам могло показаться, что за ними признали право на инакомыслие — сохранение ошибок, с которыми нужно бороться идейно, а не организационно. Но Сталин решил закрепить успех именно «оргмерами». Раз были признаны ошибки, то есть идеологическое преступление, можно было перейти и к наказаниям. Объединенный пленум ЦК и ЦКК ВКП(б) 23 и 26 октября рассмотрел вопрос «О внутрипартийном положении в связи с фракционной работой и нарушении партийной дисциплины ряда членов ЦК».

По предложению С. Кирова (разумеется от имени ленинградской организации, что должно было быть особенно болезненным ударом для Зиновьева) было принято постановление, в соответствии с которым Зиновьева отозвали из руководства Коминтерна, Троцкого вывели из Политбюро, а Каменева — из кандидатов в члены Политбюро. Меры взыскания должны были быть умеренными. Важно было не вызвать к опальным вождям излишнюю жалость, которая часто окружает опальных бояр. А в случае обострения обстановки в стране можно было бы и примириться с этими опытными работниками, которые с наибольшей эффективностью действовали именно в условиях революции.