Храм фараона - Зигфрид Обермайер Страница 35

Вскоре после беседы царя с зодчими произошло событие, которое едва не свело на нет все планы. Царь хеттов Муталлу объявил Египту войну. Так, по крайней мере, объяснили народу Обеих Стран, но правда выглядела несколько иначе. Это была война, которую в глубине души хотели оба властителя, потому что оба надеялись немало получить от нее. Речь шла о плодородной провинции Амурру, из которой происходил отец Пиайя и которую Озирис-Сети снова получил в свое владение после жестокой борьбы. Муталлу пытался всеми средствами вернуть себе эту страну. Он осыпал властителя Амурру лестью и обещал освободить его от дани на двадцать лет, если тот будет сражаться на стороне хеттов. Так как дань Египту была немаленькая и Муталлу был ближе к его границам, чем Рамзес, владыка Амурру, имевший столицу в Кадеше, позволил себя убедить и перешел на сторону хеттов.

Рамзес сначала не был расположен воспринимать эту новость серьезно. Нужно лишь слегка пригрозить, и властитель Кадеша упадет к его ногам, полагал он, но его военачальники придерживались другого мнения. Они напомнили царю о долгих тяжелых сражениях, которые вел его отец, а также о том, что Муталлу вряд ли удовлетворится захватом Амурру. Тогда Рамзес задумался, и в нем взыграла воинственная кровь его отца.

Как всегда, он в первую очередь подумал о Нефертари. Это был бы изысканный подарок — положить к ее ногам победу. Как смеет этот хеттский предатель вмешиваться в дела Египта! Внезапно Рамзес понял, что без Амурру и его значительной дани блеск Кеми потускнеет, и, как всегда, начал действовать быстро.

За короткое время были выставлены четыре армии, носившие имена четырех богов — Амона, Ра, Пта и Сета.

Посреди уборочной страды царь Рамзес отправился со своим громадным войском на север. Его сопровождали Великая Царская Супруга Нефертари, наследный принц Амани, принцесса Мерит и несколько женщин гарема. В свите царя были также художники, призванные стать свидетелями будущих побед и в дальнейшем черпать вдохновение в этих событиях. Рамзес категорически запретил, чтобы кто-либо из людей искусства из жажды приключений стал воином и взял в руки оружие.

— Ваши руки, ваши глаза, ваши жизни мне слишком дороги, вы должны смотреть и запоминать, а не сражаться.

Изис-Неферт должна была остаться в Мемфисе, чтобы, как иронически заметил Рамзес, править тем временем государством. Нефертари уже родила своего второго сына, его назвали Рахерунемеф, что значило «Ра находится справа от него». Однако его нянька звала царевича коротко — Енам, так стали звать его потом все остальные. Малыш также остался в Мемфисе. Государством, конечно, руководил умный и деятельный визирь Парахотеп, друг юности и доверенный царя, а вовсе не певица Амона.

Рамзес вел самое большое войско, которое когда-либо было выставлено фараоном. Оно состояло из двадцати тысяч воинов и двух с половиной тысяч боевых колесниц.

На одной из таких колесниц время от времени ехал Рамзес, чтобы показаться своим войскам и подогреть их боевой дух. Его колесничим был друг юности Мена, сын владетельного вельможи из Мемфиса. Они родились в один и тот же год, сидели бок о бок, постигая грамоту, опустошили вместе немало кувшинов с вином, и оба были превосходными стрелками из лука.

У Нефертари билось сердце, когда она видела своего супруга-воина, во всем великолепии на колеснице проносившегося мимо в облаках пыли. Он надел на себя золотой шлем с голубой эмалью, в руке у него был лук, а у пояса — полный колчан стрел. Воины ликовали, видя своего предводителя, ударяли мечами о щиты и кричали:

— Будь здрав, Благой Бог, о победоносный Сокол, который разорвет своих врагов.

Сначала хеттов не было видно. Войско стало продвигаться дальше по побережью на север, через города и поселки, население которых принадлежало к верным вассалам Египта и ликовало при виде фараона, в то время как женщины в домах надежно припрятывали запасы. Однако в этом не было необходимости, потому что запасы везли на повозках, запряженных быками, вместе с шатрами, дополнительным оружием и многими вещами, нужными для царского хозяйства, среди которых были зерно, сушеные овощи, орехи, лук, редька, вяленые мясо и рыба, а также вина и пиво.

Первоначальной целью был Кадеш, потому что в нем правил отпавший от Кеми провинциальный князек, на помощь которому торопился царь Муталлу со своими отрядами.

В одном дне езды от Кадеша Рамзес велел разбить лагерь и пригласил военачальников на совещание. Мнения разделились. Предводитель войска Амона считал, что низкий предатель лучше без боя сдаст Амурру фараону, чем развяжет войну с Египтом.

— Имя Богоподобного опережает его и распространяет теперь в чужих странах страх и боязнь. Нам не придется захватывать Кадеш, потому что, я предполагаю, они уже давно сожалеют, что отпали от тебя, и ждут тебя с распахнутыми воротами.

Предводитель войска Сета был совсем другого мнения.

— Не позволяй себя обмануть, Богоподобный! Хетты хитры и коварны, и Муталлу добровольно не отдаст ни клочка земли. Он не показывается и тем самым заманивает нас все глубже. Мы должны быть готовы ко всему.

Во время обсуждения стража ввела в палатку двух перебежчиков, которые стояли под защитой фараона. Они бросились на пол и семь раз ударились лбом о землю.

Рамзес, окруженный телохранителями, сидя на походном троне, расспросил их при помощи переводчика.

Оба сообщили, что Муталлу находится в городе Хальпа, расположенном в трех днях езды от Кадеша, и со страхом ожидает появления египтян.

— Что я сказал! — воскликнул генерал армии Сета. — Они заманивают нас все глубже в страну! До Хальпы отсюда пять или шесть дней пути. Не позволяй заманить себя, Богоподобный!

Рамзес с неудовольствием отмахнулся:

— Мой отец Амон говорит мне, что я должен делать. Мы отправимся к Кадешу и вышлем оттуда разведчиков.

С обоими перебежчиками обращались, как с теми, кто искал защиты, а не как с пленными, и многим показалось очень странным, что на следующее утро они исчезли. Тем не менее этому не придали большого значения. Войско снялось с места и двинулось вдоль реки Оронтес.

После обеда показались стены и башни Кадеша. Все выглядело мирным, не было видно ни одного вооруженного человека. Ночь прошла спокойно, но на следующее утро египетский авангард наскочил на нескольких разведчиков, двое из которых были пойманы. От них ничего нельзя было узнать. Стиснув зубы, упрямцы притворялись глухими. Понадобилось два часа, чтобы египтяне плетками и раскаленными щипцами смогли заставить их заговорить. То, что они сказали, было настолько потрясающе, что Рамзес вскочил с трона и велел переводчику еще раз повторить показания шпионов.