Белые раджи - Габриэль Витткоп Страница 35

— Мой бедный человек, - задыхаясь от приступа астмы, сказал дату, - мне годами рассказывают одно и то же. Раджа болен, и незачем докучать ему разным вздором. Тем не менее, я охотно обо всем ему доложу, когда завтра утром отправлюсь в Резиденцию. Можешь идти...

Офицер швырнул бедному Мустафе монету, а солдат схватил его и выставил за дверь.

На утро следующего дня Резиденции не стало.

В полночь китайцы из Бау высадились на левом берегу рядом с небольшим фортом, защищаемым Гарри Николеттсом - семнадцатилетним мальчишкой, которого они изрубили саблями. Голову насадили на бамбуковый шест, подожгли форт и бросились на штурм холма. Мятежники несли разорванные шелковые знамена, бумажные ширмы с гримасничающими драконами и вырезанные рачьими хвостами хоругви, что хлопали под удары волосяного бича. Треск факелов смешивался с оглушительными воплями, барабанной дробью и гулом бронзовых гонгов.

Шум внезапно вывел Джеймса из лихорадочного забытья. Единственная лампа упала и потухла, раджа наткнулся в темноте на Пенти, которого вначале принял за повстанца. Они бросились к веранде, и первым, что они увидели в отблесках пламени, была голова Гарри Николеттса.

— Ах, Пенти!.. Скоро и наш черед!

Когда оба скрылись через ванную, Резиденция уже пылала вовсю. Пенти убежал в джунгли, а раджа вслепую спустился по садовым склонам к реке. Он нырнул в черную воду прямо под нагруженные подкреплением сампанги. Он слышал голоса, топот ног и словно чувствовал на себе чей-то вес: никогда еще враг не подходил так близко. Джеймс вынырнул на поверхность и осторожно поплыл вверх по реке к бухточке на другом берегу, где не было ни ила, ни мангровых зарослей и откуда он надеялся добраться через джунгли до деревни Коп. Луна спряталась, но Джеймс угадал впотьмах чистый песок бухточки и вдруг услышал за спиной плеск воды, однако преследовал его не человек.

Тем временем китайцы осаждали арсенал - деревянную крепость, которую защищал Чарльз Адэйр Кримбл с горсткой людей. Атакующие были вооружены хорошими мушкетами и перестреляли весь малайский гарнизон. Называемый то «бешеным ирландцем», то «беглым казначеем» Кримбл вскоре оказался окружен трупами и умирающими посреди клубов порохового дыма. Жертв становилось все больше... Внезапно Кримбл обнаружил, что лишь он один остался в живых. Почти не замечая ран на плече и ни о чем не задумываясь, он разглядел частокол с низкими, местами проломанными кольями: брешь или ловушка - Кримблу уже было все равно. Он подскочил и помчался сквозь сабли, пули и пики, каким-то чудом добежал до тинистой бухточки, снова прыгнул, но не допрыгнул и упал, решил, что погиб, по грязи сполз в воду, и его унесло отливом. Он плыл, не обращая внимания на раздробленное плечо и раненую ногу.

Обмахивая крылами фламинго небосвод, на холме полыхала Резиденция.

Эту позорную смерть отвергали каждая фибра, каждая волосяная луковичка, копошащиеся кровяные шарики и взбудораженные клетки. Вокруг поднимался энергетический заслон, воплощавший этот отказ. Но все равно оставался страх... Джеймс умножил усилия. За него плыл кто-то другой, слепо толкая его вперед, и в чернильной воде уже растекалась смертная тоска. Вода бурлила все сильнее и ближе, ближе... Пара саженей. Несколько метров. Еще пара секунд, Джеймс Брук, а потом... Нет... Внезапно, сам того не заметив, он достал до дна, сошел с зыбкой почвы, задыхаясь, побежал по спекшемуся от дневного зноя песку и домчался до самой опушки джунглей. Там он остановился - ноги были ватные, бронхи горели. Из-за туч вышла луна, и, обернувшись, Джеймс заметил другого - неподвижного и недовольного, наполовину вышедшего из воды, серого, как минерал: каждый бугорок на шкуре отбрасывал крошечную тень, гагатовые глаза так плотно зажмурены, что не видно зрачков.

Джеймс знал это место и пошел на ощупь, раздвигая лианы, соскальзывая в ямки и спотыкаясь о корни. Внезапно он больно ударился о длинные мостки из древесных стволов, которые даяки строили между берегом и ламином. Темноту пронзил петушиный крик. Скоро рассвет.

Он пришел в деревушку окровавленный и почти голый. Обмывшись чистой водой, подкрепившись обжигающим чаем и закутавшись в грубый хлопчатобумажный саронг, почувствовал, как уплывает к неведомым берегам. Лихорадка убаюкала его и погрузила в мрачный, как сама смерть, сон.

Кучинг был отдан на разграбление. Пьяные гунсы устроили беспрерывную резню. Приняв Гарри Николеттса за раджу, они пронесли его голову по всему городу, а затем вывесили на дверях Суда. Обложили бунгало раненого, но сумевшего бежать Коллинза, чью молодую жену сочли погибшей. С оружием в руках, при поддержке нескольких преданных китайцев, Макдугалл прикрывал женщин и детей, собранных в миссии под покровительством Гарриетт. Он спас город от хаоса, о чем впоследствии любил напоминать. Макдугалл и впрямь внушал уважением даже повстанцам, которые просили его ухаживать за ранеными, уверяя, что не желают зла ни купцам, ни миссионерам, а лишь сэру Джеймсу и его шайке. Узнав, что молоденькая миссис Коллинз жива, епископ поставил свои условия, но лишь с превеликим трудом добился выдачи несчастной.

20 февраля вождь мятежников вызвал Макдугалла, Хельмса, дату Бандара Лану и некоего купца Раппелла в Суд. Они прошли мимо принадлежавшей некогда Гарри Николеттсу посиневшей головы и по скользким от туака, крови и кала плитам вступили в битком набитый толпой оборванцев зал. Позднее названный «Однодневным раджей» рудокоп из Бау был батраком лет тридцати с отмеченным печатью лишений бесформенным лицом, из которого под видом бороды торчали редкие пучки волос. Сидя на месте Джеймса, этот охмелевший от славы и алкоголя человек считал себя богом. Бурно жестикулируя, он отдавал хриплые, раздраженные приказы, которые постепенно переводил такой же пьяный толмач. Впредь иностранным районом города будут управлять Хельмс и Раппелл, юрисдикцию над малайским кварталом получит дату Бандар, а верховными владыками станут гунсы. Со своей привычной говорливостью Макдугалл объяснил «Однодневному радже», что некто Чарльз Джонсон непременно прибегнет к репрессиям и что правительственные войска не станут церемониться с мятежниками. Гунсы растерялись: в своих расчетах они забыли о Чарльзе. В конце концов, они пообещали уйти, если их не будут преследовать. Вопрос о награбленном обсуждать не стали - из скромности. Прекрасный пример компромиссного решения. Епископ был убежден, что он один спас положение, а мистер Хельмс, позднее распускавший небылицы о том, что гунсы хотели провозгласить его раджей, проявил тогда верх своей скудной фантазии.

Джеймсу удалось добраться до Сабанга, где к нему вскоре примкнули Коллинз, Кримбл, Пенти и Абанг Буйонг - прибывший во главе хорошо вооруженного войска влиятельный друг. Для правительства перемирие означало передышку, и Джеймс собирался с силами перед окончательным подавлением восстания. Вопреки необходимости выиграть время, распоряжения раджи не выполнялись, и, нарушив заключенное накануне перемирие, малайцы пустились в погоню за китайским флотом. Набрав новых рекрутов, разъяренные гунсы вновь спустились к Кучингу и заполонили малайские кварталы, поджигая, грабя и убивая.