Эпоха викингов - Питер Сойер Страница 34

Клады ценны прежде всего потому, что дату их захоронения можно определить в достаточно узких рамках. Одна временная граница очевидна: хранилище не может быть древнее позднейшей из своих монет. Другая зависит от того, сколько времени находилась в обращении эта самая новая монета. Иногда признаки износа или их отсутствие могут наводить на размышления, как в кладе из Хона, но они никогда не бывают слишком надежным критерием. Монета могла храниться долгое время, почти не истираясь, или же претерпеть грубое обращение и очень быстро оказаться поврежденной. К счастью, нет нужды полагаться на столь зыбкие и неточные ориентиры, поскольку имеются веские основания полагать, что клады эпохи викингов обычно закапывались вскоре после даты выпуска их позднейших монет. В двух словах, в пользу этого говорит то, что клад обычно отражает набор монет, имевших хождение в той или иной области в момент его захоронения, и потому его позднейший образец, скорее всего, одновременно является и самой новой монетой, какую можно было в него положить. Поскольку похоже, что монеты попадали в Скандинавию довольно быстро после своей чеканки, самая поздняя дата выпуска монеты в кладе обычно является надежным указанием на время его захоронения.

Об этой «отражающей способности» большинства кладов говорит разительное сходство находок из одного и того же района, последние монеты в которых относятся к одному и тому же периоду. Проведенный профессором Болином анализ пяти найденных в России куфических кладов, последние монеты которых относились к 850–875 гг., показал, что во всех пяти соотношение монет одного возраста или выбитых в одних и тех же регионах Халифата оказалось очень похожим ^[203]. На рисунках 13 а и б показан временной состав двух из этих кладов, один из которых очень велик и содержит более 200 монет, а другой скромен — в нем только 32 монеты. Однако можно видеть, что их характеристики очень схожи, и на рисунке 13 в они очень близко подходят к общей кривой для всех пяти кладов. Сходство кривых на этих графиках означает, что временной состав всех этих кладов практически одинаков и каждый из них может выступать в качестве образца для остальных. Единственное достойное объяснение подобных аналогий заключается в том, что содержимое для всех этих тайников было почерпнуто из общего ассортимента монет, доступных для этой цели в России в тот период, когда они были закопаны, а, следовательно, все они отражают именно этот монетный ряд.

Это не является исключительной особенностью русских кладов. То же самое явление можно наблюдать в кладах из других регионов. На рисунке 14 а, выполненном на основе анализа профессора Болина ^[204], показан состав клада из Фитьяра в Упланде, последняя дата в котором соответствует 863–864 гг.; бросается в глаза сходство его хронологического состава с четырьмя другими шведскими кладами (см. рис. 14 б), позднейшие монеты в которых относились к периоду 857–868 гг. И такие же параллели между кладами прослеживаются не только в IX веке; можно было бы привести примеры из других периодов, и все они говорят в пользу того, что клады, как правило, воспроизводят монетный ассортимент своего времени. «Отражающую способность» скандинавских кладов в конце X–XI веке, когда монеты ввозились из многих областей, демонстрирует еще и то, что ни один из них не состоит из монет только одного района. Все они смешанные и тем самым свидетельствуют о том, что вошедшие в них «доступные» монеты были широко распространены, а значит, на самом деле, доступны для захоронения. То же самое можно наблюдать на примере византийских монет. К 1946 г. на Готланде было найдено всего 410 таких монет, но они были растворены в монетном материале острова и присутствовали в восьмидесяти трех кладах ^[205]. Лишь один из них был большим — клад из Оксарве, в котором нашли девяносто восемь из этих византийских солидов плюс еще шесть фрагментов ^[206]; почти все остальные встречаются небольшими группами по две-три монеты. Конечно, раз имеются клады вроде найденного в Оксарве, монеты в котором принадлежат исключительно к одному виду, было бы совершенно ошибочно предполагать, что абсолютно любой клад отражает денежный ассортимент своего времени, но большинство из них, по-видимому, все же говорит об общем характере серебра, имевшего хождение в период их захоронения.

Итак, чтобы датировать клад, необходимо узнать, сколько времени потребовалось монетам для того, чтобы достичь места его захоронения. Когда речь идет о кладах, где найдены лишь куфические монеты, мы не в силах сказать, насколько продолжительным мог быть этот срок, но в середине X века наблюдаются признаки того, что он, скорее всего, был не слишком большим. Самые поздние клады с куфическими монетами на территории Дании были найдены в Бовлунде и Рердале в Ютландии, и последние монеты в них датируются соответственно 942–954 и 961–970 гг. ^[207] Поскольку примерно после 950 г. в датских кладах начинают регулярно встречаться германские деньги ^[208], кажется маловероятным, чтобы их новейшие монеты достигли Ютландии спустя долгое время после даты своего выпуска. В Швеции последний клад с куфическими монетами содержит деньги 969–970 гг., и аналогично германским они едва ли мешкали в своем движении на север, поскольку после этого года все более растущую роль в шведских находках играют другие иностранные монеты ^[209].

Когда в кладах представлены монеты из нескольких областей, можно сравнить даты самых поздних экземпляров из каждой, и во многих случаях они очень хорошо совпадают. Подобное совпадение можно рассмотреть на примере двух кладов, которые уже упоминались выше: в Хоне самая поздняя куфическая монета датировалась 848–849 гг., а новейшая из византийских монет была выпущена примерно в 852 г.; в Гандарве самые поздние германская и английская монеты относились примерно к одному времени. Подобных случаев известно немало, как можно видеть из следующего списка датских кладов середины X века ^[210]: