Чингисхан - Рене Груссе Страница 34

— Раз так, — сказал он, — пусть Хасар приезжает!

Как гарантию своих слов, Тоорил направил к Хасару своего вестника Итургена, а в виде залога и прощения послал ему (как в свое время Чингису) берестяной рожок с собственной кровью. Итургена вызвались проводить до места Хариудар с Чахурханом. Что произошло дальше?

По одной версии, Хариудар, заметив на горизонте туг Чингисхана и опасаясь, как бы Итурген его не увидел и не бросился обратно, соскочил на землю, якобы для того, чтобы вынуть занозу из копыта лошади, и попросил кераита подержать ее ногу; когда же тот оказался рядом, он схватил его и связал.

Если верить «Сокровенному сказанию…», события развертывались более драматично. Приблизившись к Аргал-гоуги, Итурген заметил Чингисовы рати и, повернув коня, во весь карьер поскакал к своим. Хариудар, чья лошадь была резвее, обогнал его и, не решаясь схватиться с ним врукопашную, перегородил ему путь. Тем временем Чахурхан, скакавший позади, выстрелил из лука и ранил лошадь кераита; та упала, и Итурген оказался в руках врагов. Его привезли к Чингисхану, который предоставил брату возможность распорядиться с пленником, и тот недолго думая велел отрубить несчастному голову.

Шпионы-«послы» доложили монгольскому Герою все, что узнали:

— Ван-хан пирует и веселится в «золотом тереме». Если идти без остановки день и ночь, можно накрыть его внезапным налетом.

Чингисхан тут же отдал нужные распоряжения. Монголы сели на лошадей и скакали всю ночь, не останавливаясь, ведомые Чжурчедеем и Архай-Хасаром, начальниками передового отряда.

Кераиты стояли лагерем у входа в Чжер-кабчигайскую падь, близ Чжечжеерских высот. Монголы появились неожиданно. Тем не менее Ван-хановы люди первый удар отразили. Они успешно отбивались в течение трех суток. Увы, окруженным со всех сторон, им пришлось сложить оружие, и только горстке людей, в том числе Ван-хану и Сангуму, удалось скрыться под покровом ночи.

Победа Чингисханом была достигнута благодаря четко разработанной стратегии: после скрытного ночного перехода монголы нанесли внезапный удар, за которым последовало полное окружение противника, словно в мышеловке запертого в ущелье.

Это была очередная победа из длинной череды великих побед, одержанных Героем. В то же время она считается решающей, ибо тогда окончательно закрепилось единовластие Чингисхана над кочевниками.

Победив под Чжер-кабчигаем, Есугаев сын прежде всех наградил табунщиков Бадая и Кишлиха, вовремя известивших о готовившемся нападении кераитов и тем спасших ему жизнь. Монгольский Герой отблагодарил их по-царски, отдав Тоорилов «золотой терем» вместе с «Винницей, утварью и прислугой», набранной из людей, относящихся к племени онхочжитов. Сверх того, пастухи вместе с титулом «тархан» получили право «повелевать своим подданным носить свой сайдак и провозглашать чару на пирах», то есть, как нам представляется, право на личных телохранителей-«колчаноносцев», право оставаться с оружием на царских пирах и иметь на них собственные кувшины с напитками. Кроме всего перечисленного, Бадай и Кишлих получили — награда не менее вожделенная — разрешение оставлять себе «ту военную добычу, какую только нашли». Эта привилегия являлась особенно завидной потому, что за редким исключением все трофеи и вся дичь складывались на общий «стол» для последующего распределения ханом или его генералами.

Ценность всех этих наград возросла, когда Чингисхан присовокупил к ним следующую похвальную речь:

— Благодаря подвигу Бадая и Кишлиха, подвигу, который спас мне жизнь, я, с помощью Вечного Неба, ниспроверг кераитский народ и сел на высокий престол. Пусть же наследники мои на троне, из рода в род, преемственно хранят память о тех, кои совершили подобный подвиг!

Вот как монгольский Герой создавал себе окружение из преданных людей.

Кераиты, храбро до того защищавшиеся, в конечном итоге примкнули к Чингису. Поведение одного из их военачальников, по имени Хадах-баатур, из племени джиргин, весьма характерно. Приведенный к Темучжину после капитуляции единоплеменников, он заявил ему:

— Мы бились три дня и три ночи. Увидав своего природного государя, я подумал: «Возможно ли схватить его и предать на смерть?.. Нет, — сказал я себе. — Я не могу покинуть своего государя. Буду биться еще, чтобы дать ему возможность прорваться, налегке бежать и спасти свою жизнь». Теперь же, если ты повелишь умереть — умру, а помилуешь — послужу.

Чингисхан выше всего ставил честность и верность присяге даже у врагов.

— Разве не настоящий муж-воин тот, кто не мог покинуть своего природного государя, — воскликнул он, — кто сражался для того, чтобы дать ему возможность спасти свою жизнь? Это — человек, достойный дружбы!

Похвалив Хадах-баатура, Чингисхан помиловал его и определил место служения.

Как мы помним, в первом сражении с Тоорилом смертельную рану получил Хоилдар, вождь манхуудов, один из лучших помощников Темучжина. Не забывая о его вдове и детях, он и отдал им в услужение Хадах-баатура и сто джиргинов.

— И сыновья их, — добавил сын Есугая, — пусть служат детям и внукам Хоилдара.

Сотня других соплеменников Хадаха была передана монгольскому вождю Тахай-баатуру из племени сулдусов. Подобным же образом оказались распределенными между монгольскими вождями остальные кераитские племена: донхойты, тумен-тубегены и т. д. Во избежание неожиданностей Чингисхан лишил кераитов их политического единства и растворил в массе монгольского народа, раздав посемейно или погруппно своим единоплеменникам в качестве слуг или клиентов. Однако, помня о былом братстве по оружию, Чингисхан не был до конца жесток с кераитами. Не случайно в последующем многие из них оказались на высоких постах в монгольской армии и гражданской администрации, и если вспомнить о татарах и найманах, то можно легко убедиться в том, что с ними по сравнению с кераитами обошлись гораздо строже.