Заговор против мира. Кто развязал Первую мировую войну - Владимир Брюханов Страница 34

До осени 1886 года Говорухин еще мог числить за собой только одно прегрешение – эту самую агитацию на Дону. Об интересе полиции ему даже могли сообщить какие-нибудь доброжелатели с Дона, наблюдавшие за тем, как полиция идет по следу. Об этом он мог бы догадаться и сам, если бы заметил за собой наблюдение, но не позднее декабря 1886. Но в таком случае тогда же он должен был предупредить своих товарищей, а последние просто обязаны были бы отстранить Говорухина от подготовки покушения – так глупо и опасно рисковать не позволил бы себе ни один, даже самый начинающий террорист!

Однако, такого отстранения Говорухина от террористической подготовки тогда, в декабре и в начале января, не произошло. Следовательно, тогда не было еще замечено полицейское наблюдение за Говорухиным или, что было бы уже четким указанием на его предательство, он ничего не сообщил товарищам о таком наблюдении!

Если бы он заметил такое наблюдение после декабря, то уже не знал бы, чем оно мотивировано: агитацией на Дону (но почему так поздно – уже столько времени прошло: повторим то, на что мы уже обращали внимание!) или самыми последними событиями, в которых был замешан Говорухин и которые, несомненно, представляли собой гораздо большую опасность, исходящую от полиции – и для него самого, и для его друзей-заговорщиков! Единственная возможность внести в это дело ясность была бы в том, чтобы узнать об этом от самой полиции – другого варианта не было!

Следовательно, не позднее февраля 1887 года Говорухин имел контакты с полицией, о которых не сообщил товарищам, или о которых сообщил тогда же, но это осталось в самом узком кругу лиц, взявших на себя ответственность на сокрытие этого от остальных. Во всяком случае, много позднее, уже после революции, ни сам Говорухин, ни Лукашевич, опубликовавший воспоминания, предпочли об этом не распространяться!

Мотив для таких контактов мог быть только один – попытка полиции завербовать Говорухина в качестве сотрудника. Предпринималась она, несомненно, не с пустыми руками: полиция никогда не стремится вербовать людей, заведомо способных оказать этому сопротивление; замечено, что такое несломленное сопротивление очень бьет по самолюбию полицейских, подрывая их авторитет и в собственных глазах, и в глазах их коллег. Словом, неудачная попытка вербовки – несомненный брак в профессиональной полицейской работе. В случае с Говорухиным такого брака быть не могло: все те же пресловутые грехи на Дону были тому порукой – Говорухина можно было легко упечь или сослать!

В этой ситуации Говорухину пришлось не сладко: либо нужно было соглашаться на сотрудничество, либо – жертвовать собой и мужественно идти в тюрьму или ссылку. Бегство, в принципе, тоже не исключается, но как вы воспользуетесь этой возможностью, если беседа происходит уже в тюремной камере или другом, столь же неудобном месте?

Некоторые пытаются выбрать промежуточный вариант: согласиться на сотрудничество, спастись от непосредственных репрессий, а затем, никого по возможности не выдавая, как-то выкрутиться из скользкой ситуации! Полиции такая тактика прекрасно известна, и она обычно легко преодолевает подобное сопротивление, хотя и затрачивая иногда на это значительное время, если позволяют обстоятельства и если овчинка стоит выделки – с точки зрения полиции. Но, как правило, уже первый вербовочный разговор должен завершаться если и не значительным, то, во всяком случае, совершенно четким предательством – после этого вербуемый теряет возможность откровенно делиться происшедшим с товарищами и вырабатывать вместе с ними возможные пути выхода из ситуации.

Дальше – больше, и завербованный поневоле становится все более прочным сотрудником полиции, хотя и в дальнейшем возможно всякое – включая попытки агента убить завербовавшего его полицейского. Лучшая книга обо всем этом: воспоминания А.И.Спиридовича [188]– жандарма, завербовавшего немало секретных сотрудников и самого побывавшего в роли жертвы неосторожного обращения с такими людьми, опасными полной утратой моральных ориентиров.

Эпопея, случившаяся с Говорухиным, выглядит вполне стандартно.

Когда именно он был завербован? В любой момент от лета 1886 года до начала февраля 1887 – либо сразу летом на Дону, либо позже в Петербурге, когда туда дошли материалы, собранные полицией на Дону, если Говорухин благополучно успел унести оттуда ноги.

Сузить этот интервал позволяет то соображение, что первой возможной жертвой предательства стал Ульянов, за которым учредили негласное наблюдение: произошло это не позднее января 1887. Последний, повторяем, раньше вообще никакой революционной деятельностью не занимался, и сам, поэтому, ничем привлечь внимания полиции не мог.

Все, что он делал, начиная с декабря 1886, было делом сугубо конспиративным: производство динамита, снаряжение бомб, написание текста политической программы, техническое обустройство типографии – во все эти дела был посвящен только интимный круг людей (включавший Говорухина); никак внешне, на публике, эти дела не могли привлечь ничьего постороннего внимания, и поэтому причиной возбуждения интереса властей к Ульянову могло стать только предательство.

Эти соображения позволяют уточнить и сроки того, что происходило с Говорухиным: его вербовка должна была произойти не позднее середины января 1887 года – т.е. незадолго до того, как обнаружилось пристальное наблюдение за Ульяновым.

Поскольку до этого никто из заговорщиков в столице внимания полиции не привлекал, то либо Ульянов действительно стал первой жертвой предателя, либо подобная первая жертва была принесена еще при возможном аресте или задержании Говорухина на Дону, о чем в Петербурге не было известно никому из его товарищей-заговорщиков, а затем наступила пауза, вызванная нежеланием Говорухина углублять свое падение. Понятно, что полицейское начальство могло терпеть такую паузу лишь относительно недолго.

Исходя из выбора объекта для доноса можно еще сильнее сократить интервал времени, когда Говорухин сделался доносчиком непосредственно в столице: ведь Говорухин был гораздо раньше конспиративно знаком с Шевыревым и Лукашевичем, и гораздо ранее Ульянова посвящен в их зловещие замыслы. Совершенно очевидно, что он решил не выдавать их полиции – это и было принятой им формой первоначального сопротивления полицейскому давлению. Ульянов же был новичком, еще ничего не успевшим совершить: его, грубо говоря, Говорухину было не жалко, да такой донос первоначально ничем Ульянову и не угрожал. Следовательно, это произошло в декабре, самое позднее – в первых числах января, когда и был решен вопрос о цареубийстве, но Ульянов еще не сделался главной действующей фигурой.

Очень скоро Говорухину должна была открыться совершенная им ошибка: неожиданно (неожиданно – для всех!) Ульянов оказался самым деятельным и незаменимым членом группы. Выдав Ульянова, Говорухин, по существу, выдавал все дело готовящегося покушения, о котором он, предположительно, но очень вероятно, ничего существенного не сообщал пока полицейскому начальству. Однако, наблюдая за Ульяновым, полицейские должны были постепенно убеждаться в том, что дело закипает, а какое дело – это им, по-видимому, еще было не совсем ясно, но тут возникло и перехваченное письмо Андреюшкина: автор еще не был установлен, но содержание оказалось самым угрожающим!