Вожди и заговорщики - Александр Шубин Страница 33

Еще в июне Троцкий упрекает Зиновьева и Каменева за бюрократизм и травлю против «троцкизма». На Политбюро Троцкий голосовал то за, то против предложений Зиновьева. Но накануне июльского пленума ЦК лидеры оппозиции наконец столковались и признали ошибочность борьбы друг против друга в 1923–1924 гг. Зиновьев признал, что оппозиционное движение 1923 г. «правильно предупреждало об опасности сдвига с пролетарской линии и об угрожающем росте пролетарского режима». Троцкий также признал «грубой ошибкой» то, что он раньше связывал «оппортунистические сдвиги» с деятельностью Зиновьева и Каменева, а не Сталина. «Это значит, что Троцкий открыто отрекся от своих нашумевших „Уроков Октября“, дав тем самым „амнистию“ Зиновьеву и Каменеву в обмен за ту „амнистию“, которую он получил от Зиновьева и Каменева» ^[220], — иронизировал Сталин.

Товарищи предостерегали Троцкого от союза с Зиновьевым: «Сталин обманет, а Зиновьев убежит», — говорил ему С. Мрачковский. Троцкий позднее признал правоту своего товарища в оценке зиновьевцев: «их хватило не на долго» ^[221]. Но на безрыбье и рак рыба. Казалось, что совместный натиск вождей на бюрократию даст результат.

Поскольку против опальных большевиков работала вся мощь секретариата ЦК с его слаженным аппаратом, оппозиционеры попытались также наладить рассылку своих материалов, чтобы информировать партийные круги о своей позиции и опровергать клевету большинства. Но сталинский аппарат быстро отследил появление их в Брянске, Саратове, Владимире, Пятигорске, Омске, Гомеле, Одессе. Раз аппарат ЦК работал против них, оппозиционные вожди использовали подчиненные им аппараты. Сотрудники Зиновьева по Коминтерну ездили по стране, собирая сторонников «левых». Старые конспираторы с дореволюционным стажем стали назначать явки, шифры и пароли. Вольномыслящие коммунисты перепечатывали материалы оппозиции, даже если не были с ними согласны: партия должна знать разные мнения. Чтобы дать возможность партийцам Краснопресненского района послушать точку зрения оппозиционного кандидата в члены ЦК М. Лашевича, пришлось собирать 6 июня сходку в лесу под Москвой. Еще бы, теперь за связь с оппозицией могли исключить из партии и снять с работы.

Но у Сталина тоже везде были свои уши. Руководитель Краснопресненской организации М. Рютин узнал о происшедшем и немедленно доложил «куда следует». Активность оппозиционеров была истолкована соответствующим образом: оппозиционеры создали подпольную организацию внутри партии, фракцию. Июльский пленум ЦК, издевательски предложив оппозиционерам открыто высказывать свои взгляды, исключил Зиновьева из Политбюро, Лашевича — из ЦК. Он был также выведен из Реввоенсовета — велась чистка армии от оппозиционеров.

В ответ на обвинения во фракционности оппозиционеры разгласили страшную тайну Сталина: «В течении двух лет до XIV съезда существовала фракционная „семерка“, куда входили шесть членов Политбюро и председатель ЦКК тов. Куйбышев. Эта фракционная верхушка секретно от партии предрешала каждый вопрос, стоящий в порядке дня Политбюро и ЦК, и самостоятельно разрешала ряд вопросов, совсем не вносившихся в Политбюро… Подобная же фракционная верхушка существует несомненно и после XIV съезда. В Москве, Ленинграде, Харькове и других крупных центрах происходят секретные собрания, организуемые частью верхушек партаппарата, несмотря на то, что весь официальный аппарат находится в ее руках. Эти секретные собрания по особым спискам являются чисто фракционными собраниями. На них читаются секретные документы. За простую передачу которых всякий, не принадлежащий к этой фракции, исключается из партии». ^[222] Пленум предпочел не поверить. Тем более, что сидевшие в президиуме люди знали, что это правда. Но «не пойман — не вор». Зато Сталину пришлось пережить серьезное унижение, когда оппозиция добилась зачтения им последних писем и статей Ленина, направленных против генсека. Сталин зачитал тексты (они попали в официальные стенограммы), но никаких организационных выводов из них сделано не было.

Оппозиция напомнила, что большинство Политбюро действовало как фракция и призвала: «Мы обращаемся к пленуму ЦК с предложением — общими силами восстановить в партии режим, который позволит разрешить все спорные вопросы в полном соответствии со всеми традициями партии, с чувством и мыслями пролетарского авангарда». ^[223] Но большинство уже приняло решение превратить оппозиционеров в «политических отщепенцев».

Июльский пленум должен был нанести удар также по Каменеву, но он на прямой фракционной работе не попался. Его заставили отчитываться за только что полученный участок работы. На обсуждение был поставлен доклад наркома торговли Каменева «О хлебозаготовительной кампании». Дзержинский дал разгромную оценку деятельности Каменева на этом посту. Тот заметил: «Вы четыре года нарком, а я только несколько месяцев». Дзержинский в ответ: «А вы будете 44 года и никуда не годны, потому что занимаетесь политиканством, а не работаете… Я не щажу себя тов. Каменев никогда»… Новая оппозиция и Троцкий часто прерывали речь Дзержинского постоянными резкими контрвыпадами. В своей речи Дзержинский предлагал расстрелять виднейших членов оппозиции. Но они выкрикивали: «…это вас нужно расстрелять!». Дзержинский кидал реплику: «Я вам докажу, что добьемся своего!» ^[224] — докладывал чехословацкий дипломат о драматичной полемике на пленуме.

Дзержинский воспринимался оппозицией как законченный термидорианец, сторонник террора против революционеров, гарант буржуазного перерождения, интересов обуржуазившейся бюрократии и новой буржуазии. Он был достаточно прямолинеен, чтобы уже в июле 1926 г. прямо объявить инакомыслящим, что их ждет в итоге борьбы «с партией». Конечно Дзержинский тоже думал, что оппозиция ведет к контрреволюционной диктатуре: «оппозиция наша будет расти, и страна тогда найдет своего диктатора — похоронщика революции, — какие бы красные перья не были на его костюме» ^[225].

Непримиримость Дзержинского к товарищам по партии контрастировала с его покровительственным отношением к бывшим меньшевикам, которые работали в ВСНХ. Как то он говорил Валентинову: «Ленин часто говорил, что Ю. Ларин любит сплетничать. Это верно. Вот теперь он в разных местах фистулой (у Ларина был пискливый голос — комментирует Валентинов) свистит, что, мол, в ВСНХ — меньшевистское засилье. Пожелаю, чтобы и в других наркоматах было такое же засилье» ^[226]. Дзержинский в своих экономических воззрениях находился под влиянием меньшевиков и правых большевиков, и он убежденно отстаивал эти идеи: «Программа Пятакова, — кричал он на пленуме, — за повышение оптовых цен бессмыслица, она антисоветская, антирабочая. Это ликвидация всей нашей борьбы за снижение розничных цен» ^[227].