Верни мне мои легионы! - Гарри Тертлдав Страница 33

— Понятно, — повторил Вар. — Ты сам слышал эти слова Арминия?

— Нет, — ответил Масуа. — Я бы и на плевок не подошел к этому похитителю женщин, свинскому псу.

Видимо, слова «свинский пес» представляли собой буквальный перевод германского ругательства. Ругательство Вару понравилось, но он все-таки уточнил:

— А сам Сегест слышал подстрекательские речи Арминия? Нет? Тогда, сдается мне, здесь в первую очередь говорит личная вражда.

Вару нравился Арминий, что же касается Сегеста, наместник считал его занудой, чуть ли не персонажем из старой комедии.

— Пока ты не представишь мне настоящих доказательств, я не понимаю, чего ты от меня ждешь.

— Кто тебе представит доказательства, так это Арминий, — заявил Масуа. — Посмотрим, как они тебе понравятся.

Лицо Вара застыло.

— Насколько я понимаю, поручение твоего принципала ты выполнил. А раз так, можешь быть свободен. Передай Сегесту мое почтение.

Даже такой дикарь, как Масуа, безошибочно понял, что имел в виду наместник. «Убирайся с глаз моих долой, и чтобы я тебя больше не видел» — вот что значили эти слова. Германец встал и посмотрел на Вара сверху вниз с высоты своего огромного роста.

— Я ухожу. Зря ты меня не послушал. Я скажу Сегесту, что ты слишком слеп, чтобы слушать, и слишком глух, чтобы видеть.

Дикарь повернулся к Вару спиной, которую покрывала медвежья шкура, что лишь усугубляло сходство германца с лесным зверем. И замашки у него были медвежьи.

Вар не сомневался: Арминий на его месте не преминул бы попрощаться, но косматый невежа не удосужился этого сделать, а римский наместник и не подумал настаивать. Что взять с законченного варвара, к тому же глупца?

Люций Эггий наблюдал, как легионеры выполняют строевые приемы. Он знал: если не потратить зиму на муштру, весной от воинов будет не больше толку, чем от заплесневелого зерна, которое не прорастет в колос.

— Я вас не слышу! — гаркнул Эггий, перекрыв голоса своих вояк, распевавших непристойную песенку.

Воины загорланили громче. Песня была о том, как лютовал Вар в Германии, особенно в постелях светловолосых германских женщин — хотя, по мнению Эггия, наместника нельзя было причислить к безудержным распутникам. Возможно, легионеры тоже это знали, но это не имело для них значения. То была хорошая строевая песня, из тех, что легко запоминаются и помогают маршировать в ногу. Слова в ней менялись, а мотив восходил ко временам Юлия Цезаря. Поступив на службу, Эггий еще застал старый текст, тоже довольно похабный.

По его команде легионеры разделились на две группы и двинулись навстречу друг другу, держа наперевес копья без наконечников, сжимая деревянные мечи. Таким учебным оружием нельзя убить человека (разве что кому-то очень не повезет), но легко понаставить синяков и набить шишек. Случались при учениях и сильные ушибы, вывихи и переломы. Такое приучает не расхолаживаться.

В учебном бою все выказали должные рвение и сноровку, но Эггий все равно остался недоволен. Когда лекари занялись порезами и кровоподтеками пострадавших, он ворчливо пробормотал:

— Беда в том, что германцы сражаются не так, как мы.

— Ну нельзя же ожидать, чтобы мы сражались, как германцы, — возразил другой римлянин. — Если наши легионеры станут подражать варварам, они научатся драться на варварский манер. Кому это надо?

— Никому, — согласился Эггий. — Но и в том, чему они учатся сейчас, мало пользы.

— Ничего подобного, — снова возразил его собеседник. — Они сражаются так, как положено; так, как мы сражаемся всегда.

— Да, только не с тем противником, с которым им предстоит сразиться, Цейоний, — заметил Люций Эггий. — Они отрабатывают методы защиты, пригодные лишь в схватке с другим римлянином, у которого есть щит и гладиус. Но если они попытаются драться так против германцев, вооруженных длинными рубящими мечами, они быстро останутся без голов.

— Пока мы будем сражаться, как привыкли. А другие паскудники пусть себе вытворяют все, к чему их подначат демоны, — возразил Цейоний. — Мы все равно их побьем. Всегда били. Мы же римляне! Думаю, так будет и впредь.

Эггий хотел дать резкий ответ, но передумал. Безусловно, он имел дело с глупцом, но этот глупец заведовал винным запасом, и с ним не стоило ссориться, лучше было проявить деликатность.

— Я тебе вот что скажу: мы торчим в этих болотах уже двадцать лет, но так и не смогли запрячь здешних дикарей в ярмо. В этом мы не добились почти никаких успехов.

— О, мне кажется, ты и тут не прав, — сказал Цейоний. — Мы приручаем их, но шаг за шагом, постепенно. У них много дикарских обычаев, от которых нужно отвыкать…

— Вроде привычки нападать из засады и убивать римских воинов, — сухо промолвил Эггий.

Похоже, ему удалось-таки задеть собеседника.

— Да, там, где живут дикари, такое неизбежно. Но они уже втягиваются в торговлю, заводят ярмарки, вокруг которых со временем вырастут города. Раньше каждое племя варилось в собственном соку, а теперь на эти торжища собираются люди со всей Германии.

— Тем легче им будет столковаться и составить против нас заговор, — заявил Эггий. — Ты слышал, что затевает один ублюдок, служивший раньше у нас во вспомогательных войсках? Он разъезжает по всем таким сборищам и подбивает варваров подняться против нас всем скопом.

— Я слышал об этом. Но ни во что подобное не верю, — отрезал Цейоний и с нажимом добавил: — Как не верит и его превосходительство наместник.

«Вот оно что, — подумал Эггий. — Если Вар во что-то не верит, то и большинству командиров не следует в это верить».

Конечно, субординация — полезная вещь; сама по себе она, может, и неплоха. Но чем все обернется, если то, во что не верит Вар, окажется правдой?

«В таком случае мы попадем в беду».

— Я слышал, что варвар, который обвинил того германца, поссорился с ним из-за семейных дел, — насмешливо произнес Цейоний.

— Да, я тоже об этом слышал. Ну и что? — отозвался Эггий. — Предположим, кто-то сбежал бы с твоей дочерью. Ты что, подарил бы ему за это отеческий поцелуй? Или все-таки постарался двинуть ему куда следует?

Он прикрыл сложенной ладонью пах, показывая, куда именно следует двинуть в таком случае.

— Ну, я, конечно, при первом же удобном случае отплатил бы обидчику, — заявил Цейоний. — Но в том-то все и дело. Поскольку они враждуют, мы не можем доверять тому, что один дикарь говорит о другом.

— Сегест не стал бы лгать в столь важном деле, — возразил Люций Эггий. — У нас в Германии есть свои люди, даже зимой, когда наши войска выведены оттуда, поэтому проверить любой донос нетрудно. Но проверил ли наместник это сообщение?

— Насколько мне известно, нет. Он не счел нужным это сделать, — ответил Цейоний.