Я стану твоим зеркалом. Избранные интервью Энди Уорхола. 1962-1987 - Энди Уорхол Страница 32

Чтобы достичь успеха, мне не понадобилось много времени, я прекрасно зарабатывал коммерческими иллюстрациями; собственно, в той сфере я зарабатывал лучше, чем картинами и фильмами, которые никакого успеха не снискали. Когда успех пришел, он не стал для меня сюрпризом; это просто работа… просто работа. Я никогда не думал о том, чтобы прославиться, это неважно… Сейчас я чувствую себя абсолютно так же, как раньше… Я не эксгибиционист, каким меня пытаются изобразить в прессе, но, с другой стороны, я не такой уж трудяга: только кажется, будто здесь я работаю усердно, на самом деле не так уж усердно, потому что все картины копируются моими ассистентами с моего единственного подлинника, совсем как на фабрике, потому что мы производим по картине в день, по скульптуре в день и по фильму в день. Работу, которую выполняю я, несколько человек могли бы выполнять ничуть не хуже, потому что выполнять ее очень просто: образец у тебя прямо перед глазами. Как-никак, есть много живописцев и графиков, которые просто делают какой-то набросок и отдают кому-то другому на доработку. Есть пять поп-артистов, которые делают одну и ту же работу, но в разных направлениях: один из них – я, другой – Том Вессельман, его творчеством я чрезвычайно восхищаюсь. Я не считаю себя лидером поп-арта и не думаю, что как художник я лучше других.

Я никогда не хотел стать живописцем; я хотел стать чечеточником. Даже не знаю, являюсь ли я примером новой тенденции в американском искусстве, потому что в Америке так много всего делается, и так хорошо и так замечательно, что трудно определить, где тут тенденция. Я не согласен с фразой, что значительная часть молодежи смотрит на меня благоговейно; да, вроде бы мое творчество нравится молодняку, но для них я вовсе не лидер, ничего подобного. Думаю, когда мы с моими ассистентами привлекаем к себе большое внимание везде, где появляемся… дело в том, что мои ассистенты выглядят просто великолепно, и вообще-то люди глазеют именно на них; не думаю, что этот фурор из-за меня.

Мы делаем фильмы, картины и скульптуры просто ради того, чтобы наc не выселили из помещения. Как-то я сделал обложку для TV Guide, чисто ради того, чтобы оплатить аренду Фабрики. Я не скромничаю, просто мне помогают очень талантливые люди, и, когда камера включается, она просто фокусируется на актерах, которые делают то, что положено, и делают это отлично. Не то чтобы мне не нравилось говорить о себе, просто обо мне, в сущности, нечего сказать. Когда я даю интервью, то мало разговариваю и мало что говорю; в эту самую минуту я, в сущности, ничего не говорю. Если вы хотите узнать все-все об Энди Уорхоле, просто взгляните на поверхность: поверхность моих картин, моих фильмов и меня самого, вот он я. А под ней ничего нет. Я вовсе не считаю, что мое положение признанного художника неустойчиво, меня не страшат изменчивые тенденции искусства: они, в сущности, ровно ничего не меняют; если у тебя есть ощущение, что тебе нечего терять, то и бояться нечего, а мне терять нечего. Факт моего признания в модных кругах ничего не меняет: если меня признают, это волшебно, а если нет – неважно. Меня могут столь же внезапно забыть. Это не так уж важно. «По большому счету, это неважно» – такая у меня всегда была философия. Это скорее восточная, чем западная философия. Думать обо всем слишком трудно. Думаю, людям вообще хорошо бы поменьше думать. Я не пытаюсь учить людей что-то увидеть или что-то почувствовать на моих картинах; никакой поучительности в них нет.

Свои первые фильмы я снимал, в течение нескольких часов обходясь только одним актером, который делал на экране что-то одно и больше ничего: ел, или спал, или курил; я так снимал, потому что обычно люди ходят в кино просто посмотреть на звезду, сожрать кинозвезду, – и вот наконец-то у вас есть шанс смотреть только на звезду, смотреть сколько вздумается, и уже неважно, что он там делает, шанс жрать его сколько влезет. Кроме того, это был более простой способ съемки фильмов.

Не думаю, что поп-арт уходит в прошлое, люди все еще ходят на него, покупают его, но что такое поп-арт – этого я вам сказать не могу: он слишком вовлечен в жизнь; это просто брать внешнее и засовывать внутрь или брать внутреннее и вытаскивать наружу, приносить в дом обыкновенные вещи. Поп-арт – он для всех. Я не думаю, что искусство должно предназначаться лишь для горстки избранных, я думаю, что оно должно предназначаться для широких масс американского народа, а эти массы так или иначе обычно приемлют искусство. Я думаю, что поп-арт – форма искусства, имеющая законное право на существование, как и любая другая форма, как импрессионизм и т. д. Это не просто афера. Я не Верховный Жрец поп-арта, то есть популярного искусства, я просто один из его работников. Меня не волнует ни то, что обо мне пишут, ни то, что могут подумать люди, вообразив, как я читаю написанное ими.

Я просто ходил в школу, колледж для меня ничего не значил.

Две девушки, которых я больше всего снимал в своих фильмах, – Бэби Джейн Хольцер и Эди Седжвик – вовсе не представительницы современных тенденций среди женщин, или моды, или чего бы то ни было; я просто их снимаю, потому что они сами по себе примечательны. В анкете Esquire меня спросили: «Если бы вы выбирали, кто вас сыграет, кого вы бы выбрали?» – и я ответил: «Эди Седжвик», потому что она все делает лучше, чем я. Это был всего лишь поверхностный вопрос, вот я и дал им поверхностный ответ. Говорят, Эди похожа на меня, но это была вовсе не моя идея: это была ее собственная идея, и я очень удивился; у нее короткие светлые волосы, но она никогда не носит темные очки…

Я не умнее, чем кажусь со стороны… У меня никогда нет времени подумать о реальном Энди Уорхоле, мы здесь очень заняты… заняты мы не работой, мы заняты развлечениями, потому что когда работа тебе нравится, она превращается в развлечение.

Моя философия такова: каждый день – новый день. Я не переживаю из-за жизни или искусства; точнее, я переживаю из-за войны и бомб, но на них ты обычно не можешь особо повлиять. Я отразил это в некоторых своих фильмах и попробую отразить побольше, например в «Жизни Хуаниты Кастро»; суть в том, что все зависит от того, с какого боку посмотреть. Из-за денег я тоже не переживаю, хотя иногда гадаю, куда они деваются. Кто-то заграбастал все деньги! Я никогда не разрешу показывать мои фильмы бесплатно. Я работаю в основном с Рональдом Тейвелом, драматургом; он написал для меня примерно десять фильмов; он пишет сценарий, а я типа как подбрасываю ему идею того, чего мне хочется, и теперь он делает фильмы на манер офф-бродвейских пьес ^[119].

Вообще-то я не считаю, что все эти люди, которые проводят со мной каждый день на Фабрике, вращаются вокруг меня, скорее это я вращаюсь вокруг них. (О, отличные штаны, где ты их купил? О, по-моему, они просто великолепны.) Я не оброс панцирем для защиты от вопросов, которые пытаются залезть мне в душу; мне кажется, люди меня не особенно раздражают. Я чувствую себя в полной мере человеком моего времени, моей культуры, я такая же часть всего этого, как ракеты и телевидение. Больше всего я люблю американское кино, по-моему, оно такое замечательное, такое ясное, такое правдивое, у него великолепная поверхность. Мне нравится то, что имеет сказать американское кино; вообще-то оно мало что имеет сказать, и именно потому оно так прекрасно. Я считаю: чем меньше некая вещь имеет что сказать, тем она совершеннее. В европейских фильмах больше пищи для размышления.