О. Генри - Андрей Танасейчук Страница 32

Наверняка после увольнения наш герой испытывал смешанные чувства. С одной стороны, неуверенность. Как-никак нелюбимая, но постоянная работа давала определенность. Но с другой — освобождение от нее сулило надежды на успех в том, что ему, безусловно, нравилось и получалось. Теперь Портер мог сосредоточиться на газете, и, видимо, с удвоенной энергией взялся за дело: во всяком случае, с нового года объем «Роллинг стоун» увеличился, он вырос наполовину — до двенадцати полос. Пришло, скорее всего, и облегчение. Во всяком случае, это читается в письме, которое Уильям Портер написал своему компаньону сразу после увольнения из банка. «Я покончил с банком день или два тому назад. Было ясно, что подобное изменение в моей жизни грядет, так что, наконец, это произошло, и я могу сосредоточиться на работе в газете». Понять его можно: опасное это дело — работать в таком банке. Ему казалось, что уж теперь-то всё плохое позади. Портер ошибался, он не знал, что дело — его дело — не закончено. Оно только началось, и самое ужасное впереди.

А дела с газетой уже и тогда, на исходе 1894 года, шли, видно, не слишком успешно. В том же письме к Джимсу (так он звал своего компаньона Джеймса Крейна) спрашивал: «Ты еще в Чикаго, и каковы перспективы? Хочу сказать тебе, что мне нужно. Хочу покончить с газетой здесь и начать всё где-нибудь в другом месте. Не мог бы ты что-нибудь там сделать для нас в этом направлении? Если сможешь, я тотчас приеду, сразу, как только черкнешь ответ. Я беспокоюсь вот о чем. Здесь не то место, где можно продвинуться. Ты же сам знаешь об этом, не так ли? Слушай, ты не мог бы мне подыскать где-нибудь там работу? Или, если думаешь, что наша газета могла бы иметь там успех и у нас была бы какая-то поддержка, может быть, нам стоило начать всё заново там?» ^[125]

Видимо, ответ Джимса не был удовлетворителен (даже если бы и был, едва ли затею поддержала Атоль), и эти планы продолжения не имели. Но «детище», хотя, судя по всему, и приносило какой-то доход, явно не сулило безбедного существования его владельцу. Бизнес нужно было развивать, искать аудиторию в других городах. Так появилась идея привлечь к сотрудничеству Генри Тейлора-Райдера, именитого журналиста из Сан-Антонио, с тем, чтобы распространять «Перекати-поле» и в этом городе. Это должно было повысить тираж и увеличить прибыль. Газета, которую распространяли в Сан-Антонио, была идентична остинскому изданию, за исключением вкладки из четырех полос, которую сочинял Тейлор-Райдер. Она была призвана освещать местные события.

Первый биограф писателя А. Смит считал это решение роковым ^[126]. По его мнению, именно оно привело к крушению предприятия. Это были новые и серьезные расходы, да и фигура Тейлора-Райдера была весьма неоднозначна. Он был журналистом «старой школы», для которого настоящая журналистика обязательно связана со скандалом и распрями с другими газетами. За очень короткое время он умудрился перессорить еженедельник с большинством местных изданий, а это ни к чему хорошему привести не могло.

Но всё-таки главной ошибкой Портера было не создание отделения редакции в Сан-Антонио. В конце концов, и в Сан-Антонио он отправился не от хорошей жизни. Ошибок было по меньшей мере две. Первая. Газета Портера была принципиально аполитична. Казалось бы, ну что в том плохого? Значит, и врагов нет. К сожалению, не значит. Означало это лишь то, что у него не было союзников. Он высмеивал губернатора Хогга и его методы управления, а следовательно — всех демократов, его однопартийцев. Он смеялся и над республиканцами. Иронизировал над богатыми и бедными, бизнесменами и фермерами, арендаторами и ковбоями. А поскольку делал он это неплохо, то и обиженных становилось всё больше. Но самой серьезной ошибкой, не совершить которую он, видимо, не мог, стало то, что постоянной и излюбленной мишенью его юмора с самого начала стала немецкая диаспора. Немецкая община в Остине была влиятельной и значительной. Это были основательные, степенные люди, которые не только сохранили присущую немцам практичность и деловую хватку, но и совершенно не желали ассимилироваться — расставаться со своей культурой, обычаями, ритуалами, языком. У немцев в Остине были свои клубы, пивные, рестораны, они отмечали немецкие праздники (в том числе, например, день рождения императора); на их родном языке издавались газеты; в районе, где жили немцы, даже улицы носили немецкие названия, а рекламные щиты и вывески были написаны готической вязью. А как они говорили по-английски — это было по-настоящему уморительно и так и просилось на страницы газеты! Надо сказать, что сам Портер относился к немцам без неприязни. С удовольствием ходил в немецкие рестораны, любил немецкое пиво, кухню. Но так заманчиво (и в общем-то довольно легко) было высмеивать нелепые для американца традиции и привычки бюргеров, их речь, самодовольство, туповатость и забавную солидность. Что он и делал с завидной регулярностью — публикуя комические сценки, карикатуры, пародии в своей газете. Всё бы ничего, да вот загвоздка: местные немцы были людьми имущими, самые доходные и эффективные предприятия в округе принадлежали им. Они были и главными рекламодателями. И постепенно доходы от рекламы таяли, сокращалось число подписчиков, и всё больше экземпляров мальчишки-разносчики возвращали обратно.

У. С. Портер делал хорошую газету. Делал ее несколько по-дилетантски, но честно и по-настоящему самоотверженно. Но в этом, судя по всему, и заключалась его главная проблема. Он хотел, чтобы она была вне политики, без «фигур умолчания» — только литературной, просто юмористической и никакой больше. Но, как справедливо отмечал один из биографов писателя, «Остин был просто-напросто слишком мал, слишком консервативен и слишком провинциален по своим вкусам», чтобы «переварить» его еженедельник ^[127]. И, добавим, — в нем было слишком много немцев.

На исходе зимы 1895 года дела у Портера стали стремительно ухудшаться. Денег на издание катастрофически не хватало. Он начал занимать. Сначала у тестя (общий долг ему к моменту прекращения издания составил тысячу долларов), затем у приятелей и знакомых ^[128]. О степени его отчаяния говорит хотя бы тот факт, что он вдруг взялся за кладоискательство. Легенд о спрятанных сокровищах в Техасе — великое множество. Среди них фигурируют золото Э. Кортеса, клады десперадос, казна Республики Техас, золотой запас Конфедерации, тайники и схроны бандитов, грабивших поезда, банки и почты, индейское золото и т. п. Если помнит читатель, печатником у Портера был некий Дэниелс, а его брат был завзятым (но неудачливым) кладоискателем. Так вот, последний раздобыл «абсолютно надежную карту», в которой указано, где спрятана казна мексиканской армии времен американо-мексиканской войны 1846–1848 годов. Было даже «точно» известно, что мексиканцы зарыли 400 тысяч долларов (откуда у мексиканцев такие деньги?) в золотых слитках по 20 долларов. Портер еще раз занял денег и вложился в экспедицию. Нужно ли говорить, что это была химера и они ничего не нашли?