Лифт в разведку. «Король нелегалов» Александр Коротков - Теодор Гладков Страница 32

Позднее, уже обосновавшись на Западе, Александр Бармин в своей книге писал:

«За истекшее время мне стало более или менее ясно, что стояло за этим комическим происшествием. В Бельгию сбежал бывший сотрудник ОГПУ Агабеков, который, завалив контрразведывательную работу в странах Ближнего Востока, стал главным советником бельгийцев по советским делам. Чего он не знал, то он выдумывал. Чтобы поддерживать свой статус, он сам вербовал бельгийцев, якобы для ОГПУ, а затем выдавал их полиции».

Александр Бармин, в прошлом убежденный коммунист, активный участник гражданской войны, комбриг запаса РККА, действительно разочаровавшийся в Советской власти, когда в СССР начались массовые репрессии, как видим, не считал Агабекова идейным невозвращенцем, а просто перебежчиком на бытовой почве, выдававшим западным и восточным спецслужбам все и всех, к тому же еще и изрядным фальсификатором.

С самого начала боевики ОГПУ, а затем НКВД начали охоту за Агабековым. В частности, в Париже его ликвидацию пыталась осуществить группа «Яши» при личном участии самого Серебрянского. В конце концов Агабеков бесследно исчез. Никто и никогда не сомневался, что его исчезновение — дело рук НКВД, однако где и когда это произошло — никто толком не знал, версий ходило множество, но ни в одной из них фамилия Короткова не фигурировала. Лишь относительно недавно бывший начальник Короткова Павел Судоплатов прямо рассказал:

«Сообщалось, что Агабеков пропал в Пиринеях на границе с Испанией, но это не так. На самом деле его ликвидировали в Париже, заманив на явочную квартиру, где он должен был якобы договориться о тайном вывозе бриллиантов, жемчуга и драгоценных металлов, принадлежащих богатой армянской семье. Армянин, которого он встретил в Антверпене, был подсадной уткой. Он-то и заманил Агабекова на явочную квартиру, сыграв на национальных чувствах. Там на квартире его уже ждали боевик, бывший офицер турецкой армии, и молодой нелегал Коротков, в 40-е годы ставший начальником нелегальной разведки МГБ СССР. Турок убил Агабекова ножом, после чего тело его запихнули в чемодан, который выкинули в реку. Труп так никогда и не был обнаружен».

В данном случае никакие сомнения совесть Александра Короткова не мучили. Агабеков в его глазах объективно был опасным предателем, и его уничтожение являлось не актом террора, а приведением в исполнение заслуженного смертного приговора и пресечением дальнейшей враждебной деятельности [34].

Операция в случае изобличения и ареста исполнителей по французским законам грозила им неминуемой смертной казнью на гильотине. Посему боевики должны были быть твердо убеждены, что совершают дело справедливое, в защиту высших интересов партии, страны и народа. Нужно было также обладать и определенной жесткостью характера, именно жесткостью, а не только силой воли. Одна из бывших сотрудниц советской разведки рассказывала автору, что по ее многолетним наблюдениям, такой жесткостью (но не жестокостью!) характера наиболее ярко обладали непосредственный организатор ликвидации Льва Троцкого Наум (Леонид) Эйтингон и Александр Коротков. Но ни тот, ни другой не были садистами, не способны были лепить фальсифицированные дела из карьерных или иных низменных побуждений. К тому же оба были людьми военными (у обоих последнее звание — генерал-майор), и менталитет у них был именно людей военных, и все рассуждения далеких от армии гуманистов, ни разу в жизни не навернувших портянку под солдатский сапог, о том, что приказы бывают правильными и неправильными, то есть необязательными для исполнения, не стоят и ломаного гроша.

У военного человека в мирное время в случае несогласия с приказом начальника есть только один выход — немедленно подать в отставку. В военное же время (а для разведчиков приказ всегда есть безусловная боевая задача) такой отказ влечет отдачу под трибунал.

Проблема заключается не в том, нужно или не нужно, можно или нельзя исполнять приказ, который подчиненному кажется ошибочным, несправедливым или даже преступным, а в том, чтобы лица, полномочные отдавать подобные приказы (тем паче, издавать постановления, указы и законы), таковые не отдавали бы, даже и думать о том не смели.

Впрочем, автор понимает, что по сему поводу может существовать множество мнений, и выработка правильного решения, по настоящему нравственного в высшей степени и в такой же легитимного, еще только предстоит российскому обществу и государству. Отсутствие такового может обернуться, и уже не раз оборачивалось большими бедами и большой кровью. Достаточно напомнить ввод войск в Чехословакию и Афганистан.

Успешное выполнение «литерного дела» Агабекова привело к тому, что Коротков получил еще один подобный приказ.

В те годы в СССР злейшим «врагом народа», Коммунистической партии и Советской власти считался Лев Троцкий. На самом деле его бурная зарубежная деятельность никакой угрозы никому не представляла. Но этого человека люто ненавидел лично Сталин. Корни этой ненависти, густо замешанной на комплексе неполноценности, личной зависти к ярким талантам соперника в борьбе за власть, уходили еще ко дням вооруженного переворота в октябре 1917 года в Петрограде и годам гражданской войны. На протяжении десятилетия в глазах партии и значительной части населения, не говоря уже о Красной Армии, именно Лев Троцкий, а не мало известный тогда Иосиф Сталин считался вслед за Владимиром Лениным вождем номер два.

И потому по приказу ставшего единовластным диктатором страны Сталина значительные силы ОГПУ-НКВД внутри страны и за ее пределами были направлены на борьбу, в том числе и путем физического уничтожения, с Троцким и его сторонниками.

Александр Коротков получил приказ обеспечить ликвидацию одного из ближайших сотрудников Троцкого, его личного секретаря немецкого политэмигранта Клемента Рудольфа («Адольфа»). В то время Клемент по инструкциям находящегося в Мексике своего вождя работал над созывом учредительного конгресса IV Интернационала.

Как утверждает все тот же Павел Судоплатов (а лучше его о «литерных делах» были информированы только три сменивших друг друга наркома НКВД), именно Александр Коротков в июле 1938 года обеспечил ликвидацию и Рудольфа Клемента. Непосредственно же ее осуществили в Париже все тот же «Турок» и агент-нелегал Эйл Таубман («Юнец») [35].

Присутствовал ли Коротков при этом акте непосредственно, или нет, неизвестно. Но, во всяком случае, выполнение обоих приказов по «литерным делам» оставило в его душе чувства тягостные и неприятные. В докладной записке на имя нового наркома НКВД Лаврентия Берии (она будет полностью и впервые приведена несколько позже) Коротков прямо назвал эту операцию (вернее, две операции) «самой черной, неприятной и опасной работой».