Наталья Кирилловна. Царица-мачеха - Таисия Наполова Страница 31

Подумав немного, Алексей согласился с ней.

— Разумен совет твой, Наташа. Ведомо стало, что боярыня Морозова совращает в раскол единокровную сестру свою, княгиню Евдокию Урусову. Будет ли князь Урусов терпеть, чтобы его жёнкой руководила заведомая раскольница, хотя и сестра её? А может, тем и хуже, что сестра. Человек он хоть и недальнего ума, а всё ж поймёт, что Феодосия чинит поруху его семейному благополучию.

Наталья была довольна, что царь легко согласился с ней. Пётр Урусов хоть и был крещёным татарином, да всё же не мог сочувствовать православному фанатизму Морозовой. Крещение принял ещё его дед, а всё-таки татарская кровь брала своё.

Были у Натальи и другие соображения. Коли князь Урусов добром справит посольское дело сокрушения Морозовой, то можно будет и приблизить его ко двору. Наталье он нравился ещё и тем, что напоминал ей о её далёких предках: быстрый, ловкий, по-восточному красивый. И была в его внешности ещё одна притягательная черта: князь был сухощавым, мускулистым, а она не терпела толстых дебелых мужчин, подобных её царственному супругу.

Обговорив с Натальей кандидатуру нового «сокрушителя» боярыни Морозовой, царь пошёл на Верх с боярами «совет творити». Он и его ближники говорили о необходимости быстрее обуздать ослушницу. Но большинство бояр, видевших неправедную ярость царя против неё, не решались открыто возразить ему, «страха ради молчали». Не добившись от них твёрдого слова, царь во всём положился на совет духовных лиц — никониан. Ненавидя праведницу, эти «сыроядцы» готовы были её «живую пожрати».

Одно решение было тем не менее единодушным: боярыню отпустили домой. Те из бояр, что сострадали ей, хотели, чтобы она отдохнула душой, повидалась с родными. Злые же замыслили коварство. Они мечтали вызвать недоверие и недовольство князя Урусова — ради того и дали отдых Феодосии.

Но зложелатели Морозовой просчитались. Князь Пётр Урусов радостно встретил сестру супруги: он во всём сочувствовал ей и в душе держал тайный гнев на царя. Первым делом он поведал своей княгине о том, что творится у них на Верху.

— Скорби великие грядут на сестру твою. Царь неукротимым гневом одержим. Ведомы мне его тайные мысли — изгнать боярыню Морозову из дому.

Евдокия опечалилась, но не упала духом.

— И что станем делать, супруг мой, дабы вызволить Феодосию из беды?

— Послушай меня, княгиня. Читал я ныне Евангелие. Христос в нём говорит: «Предадут вас на сонмы. Глаголю же вам, другам своим: не убойтеся от убивающих тело и потом не могущих лише что сотворити». — И, помолчав, добавил: — Слышишь ли, княгиня? Сё Христос сам глаголет. Ты же внемли и помятуй.

Радуясь этим слова, княгиня благоговейно поцеловала руку супруга. Князь сказал:

— Голубица моя Евдокия, столь благочестивой и высокой духом жены, как Феодосия, у нас от века не было...

Утром князь Пётр должен был идти к царю на Верх, и Евдокия стала молить его отпустить её к Феодоре. Он ответил:

— Иди и простися с нею, только не задерживайся у неё.

Но Евдокия не послушалась его и осталась у сестры до ночи. Она чувствовала, что той может понадобиться её помощь.

И действительно, ночью отворились ворота, и, услышав знакомый звук, Феодосия содрогнулась в душе, подумав, что пришли её мучители. Силы оставили её, и она прилегла на лавку. Евдокия взяла её руку в свою, стараясь укрепить её дух словами:

— Матушка-сестрица, дерзай! С нами Христос, не бойся! Встань со скамьи, положим начало...

Обе упали на колени перед Спасом, что стоял в киоте, сделали семь поклонов, затем благословили друг друга и пошли в постельную комнату: авось злодеи постесняются войти туда. Феодосия легла на свой пуховик возле Пресвятой Богородицы Феодоровской, которую особенно почитала. Евдокия ушла в чуланчик, находившийся в той же комнате.

Не успели сёстры обменяться необходимыми словами, как вошёл архимандрит Чудова монастыря Иоаким. Это было неслыханной дерзостью: мужчина не должен был входить в женскую спальню. Нимало не смутившись этим, он обратился к боярыне и повелел ей подняться с ложа.

— Я пришёл, дабы говорить с тобою по слову царскому.

Феодосия молчала. Архимандрит продолжал:

— Как крестишься и как ещё молитву творишь?

Феодосия сложила персты по преданию святых отцов и произнесла:

— Господи Исусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас. Как крещусь, так и молюсь.

Тем временем думный дьяк Иларион Иванов вошёл в чулан. Увидев женщину и узнав, что это жена князя Петра Урусова, он выскочил из чулана. Но архимандрит потребовал, чтобы он вернулся назад и допытался, как крестится жена князя. Иларион Иванов отказался, заявив, что они посланы только к Феодосии Морозовой. Но Иоаким потребовал:

— Слушай меня. Я тебе повелеваю: испытай её.

Когда же Евдокия сказала, что верует, как и сестра её, архимандрит поспешил в Грановитую палату, где царь заседал с боярами, и, подстрекаемый злобой, учинил донос на княгиню Урусову. Царь усомнился:

— Слышал я, что у княгини смиренный нрав и нашей службы она не гнушается...

Но архимандрит стоял на своём, и царь приказал:

— Коли это так, возьми и ту.

Стоявший тут же князь Урусов сильно опечалился, но помочь жене было уже нельзя: царь не отменял своих приказов.

Между тем архимандрит вернулся в дом мятежной монахини и сам начал вести допрос её слуг. После этого он обратился к боярыне:

— Не умела ты жить в покорении, но в прекословии своём утвердилась. Сего ради тебя постиг царский гнев и тебе велено покинуть дом свой. Полно тебе жить на высоте, иди вон отсюда!

Феодосия отказалась выполнить волю архимандрита. Он, разгораясь гневом, повелел слугам выдворить хозяйку из дома.

На некоторое время наступило замешательство: слуги не решались приступить к исполнению явно безбожного дела. На их памяти не творились дела, подобные этому. Тогда архимандрит распорядился принести кресло, насильно усадить в него ослушницу и снести её вниз.

И тут случилось неожиданное.

Сын боярыни Морозовой отрок Иван, от которого скрывали происходящее, проведал, видимо, от слуг, что мать изгоняют из дому, и, выйдя из палаты, где ему велено было находиться, проводил её, несомую в кресле, и поклонился ей сзади, когда её спускали по ступенькам среднего крыльца.

Об этом случае стало известно царю. Он рассказал о нём Наталье, и та, скорая на злые намерения, подумала, что неплохо бы изгнать и отрока Ивана: если не станет наследника, то можно будет «по праву» овладеть богатством боярыни Морозовой.

У Феодоры же и в мыслях не было, что сыну может угрожать какая-то опасность. Она думала лишь о духовном торжестве над своими врагами.

Тем временем её вместе с сестрой заковали в оковы, поместили в подклеть и приказали страже «блюсти их». Затем Феодору посадили на сукно и принесли в одну из палат Чудова монастыря. В палате были митрополит Крутицкий Павел и архимандрит Чудовский Иоаким. Она едва поклонилась им, но встать для беседы с ними отказалась и приготовилась отвечать им сидя.