Русская революция. Книга 2. Большевики в борьбе за власть. 1917—1918 - Ричард Пайпс Страница 31

За четыре дня до начала запланированной большевиками демонстрации, 6 июня, большевистское руководство собралось, чтобы сделать последние приготовления. О происходившем на этой конференции мы можем судить только по урезанным протоколам, из которых тщательно вымарана самая существенная часть — ленинские реплики¹⁰⁹. Идея путча встретила мощное сопротивление. Оппозицию возглавил Каменев, который еще в апреле критиковал Ленина за «авантюризм». Операция, сказал он, наверняка провалится, вопрос же о передаче власти Советам следует оставить на рассмотрение съезда. В.П.Ногин, представлявший московское отделение Центрального Комитета, выразился еще определеннее: «Ленин предлагает революцию. Можем ли это сделать? Мы в стране в меньшинстве. Наступления в два дня не подготовляются». К оппозиции присоединился и Зиновьев, заявивший, что планируемая операция ставит партию в крайне уязвимое положение. Активно поддержали предложение Ленина Сталин, секретарь Центрального Комитета Е.Д.Стасова и Невский. Аргументация Ленина до нас не дошла, но по ответам Невского можно с уверенностью заключить, чего тот добивался.

Петроградский Совет и съезд Советов, от лица которого должна была проводиться демонстрация, пребывали в полном неведении.

9 июня большевистские агитаторы отправились в казармы и на фабрики, чтобы проинформировать солдат и рабочих о назначенной на следующий день демонстрации. «Солдатская правда», орган Военной организации, опубликовала подробные инструкции для участников демонстрации. Редакционная статья заканчивалась словами: «Война до победного конца против капиталистов!»¹¹⁰

Съезд, заседавший все это время, был увлечен прениями, и там ничего не знали о приготовлениях большевиков вплоть до того момента, когда что-либо предпринимать было уже поздно. Впервые участники съезда прочли о готовящемся мероприятии в середине дня 9 июня в листовках, расклеенных большевиками. Представители всех партий, за исключением, конечно же, большевиков, немедленно проголосовали за постановление об отмене демонстрации и выслали агитаторов в рабочие кварталы и казармы, чтобы сообщить об этом.

Вечером того же дня большевики собрались, чтобы осмыслить ситуацию. В результате дискуссии, о которой не осталось никаких письменных свидетельств, они решили покориться воле съезда и демонстрацию отложить. Кроме того, они согласились принять участие в мирной (то есть невооруженной) манифестации, назначенной Советами на 18 июня. Очевидно, большевистская верхушка сочла несвоевременным бросать вызов руководству Советов.

Большевистский переворот был предотвращен, но победа, одержанная Советами, была сомнительна, поскольку у них недостало мужества сделать из происшедшего необходимые выводы. 11 июня около ста интеллигентов-социалистов, представлявших в Совете все партии включая большевиков, собрались для обсуждения событий двух предшествовавших дней. Выступивший от лица меньшевиков Ф.И.Дан подверг большевиков критике и выдвинул проект резолюции, запрещавшей каким бы то ни было партиям проводить демонстрации без ведома Советов и разрешавшей привлекать вооруженные отряды только там, где демонстрацию организовали сами Советы. Наказанием за нарушение этих правил должно было быть выведение из Советов. Ленин в тот день предпочел отсутствовать, и от имени большевиков выступил Троцкий, который незадолго перед тем вернулся в Россию и, хотя и не был еще формально членом партии, стоял очень близко к большевикам. В ходе дискуссии против резолюции Дана, которая показалась ему слишком робкой, выступил Церетели. Бледный, дрожащим от возбуждения голосом он выкрикивал: «То, что произошло, является не чем иным, как заговором, заговором для низвержения правительства и захвата власти большевиками, которые знают, что другим путем эта власть им никогда не достанется. Заговор был обезврежен в момент, когда мы его раскрыли. Но завтра он может повториться. Говорят, что контрреволюция подняла голову. Это неверно. Контрреволюция не подняла голову, а поникла головой. Контрреволюция может проникнуть к нам только через одну дверь: через большевиков. То, что делают теперь большевики, это уже не идейная пропаганда, это заговор. Оружие критики сменяется критикой оружия. Пусть же извинят нас большевики, теперь мы перейдем к другим мерам борьбы. У тех революционеров, которые не умеют достойно держать в своих руках оружие, нужно это оружие отнять. Большевиков надо обезоружить. Нельзя оставить в их руках те слишком большие технические средства, которые они до сих пор имели. Нельзя оставить в их руках пулеметов и оружия. Заговоров мы не допустим» ^[49].

Кое-кто поддержал Церетели, но большинство выступало против. Разве он располагал доказательствами, говоря о большевистском заговоре? Большевики представляют собой истинно массовое движение — зачем их разоружать? Неужели он хочет оставить «пролетариат» безоружным?¹¹¹ С особенной яростью обрушился на Церетели Мартов. На следующий день социалисты проголосовали за мягкую резолюцию Дана, обозначив тем самым, что они не собираются разоружать большевиков и ликвидировать их подрывной аппарат. Это было пагубным малодушием. Ленин бросил открытый вызов Советам, а Советы уступили. Большинство предпочитало оставаться в убеждении, что большевики — настоящая социалистическая партия, правда, пользующаяся сомнительными средствами, а не контрреволюционная группа, рвущаяся к захвату власти, как считал Церетели. Так социалисты упустили возможность объявить большевиков вне закона, лишить их мощного политического оружия — права утверждать, что они действуют от лица и в интересах Советов и против общего врага.

Большевики тут же воспользовались этим малодушием. На следующий день после провала резолюции Церетели «Правда» поставила Советы в известность о том, что большевики не намерены ни в настоящем, ни в будущем подчиняться их приказам: «Мы считаем необходимым заявить, что, входя в Совет и борясь за переход в его руки всей власти, мы ни на минуту не отказывались в пользу принципиально враждебного нам большинства Совета от права самостоятельно и независимо пользоваться всеми свободами для мобилизации рабочих масс под знаменем нашей классовой пролетарской партии. Мы категорически отказываемся налагать на себя такие антидемократические ограничения и впредь. Если бы даже государственная власть целиком перешла в руки Совета, — а мы за это стоим, — и Совет попытался бы наложить оковы на нашу агитацию, это могло бы заставить нас не пассивно подчиниться, а пойти навстречу тюремным и иным карам во имя идей интернационального социализма, которые нас отделяют от вас»¹¹². Это было настоящее объявление войны Совету, утверждение себя вправе действовать независимо от Совета, даже если он станет правительством.

* * *

16 и 17 июня русская армия, щедро укомплектованная на средства союзников ружьями и патронами, вела артиллерийский обстрел и вслед за этим перешла в наступление. Главная сила удара русских пришлась на Южный фронт и была нацелена на Львов, столицу Галиции. Отличилась Восьмая армия под командованием Корнилова. Вспомогательные и наступательные операции были проведены на Центральном и Северном фронтах. Как и рассчитывало правительство, наступление вызвало рост патриотических настроений. В этой атмосфере большевики не осмелились выступить против проведения этой кампании: ни Ленин, ни Троцкий не осудили резолюций в ее поддержку, принятых июньским съездом Советов¹¹³.