Сокровища и реликвии эпохи Романовых - Николай Николаев Страница 31

Людям, изучающим тайну исчезновения Янтарной комнаты, наверняка известно имя Арсения Владимировича Максимова. Он был одним из первых офицеров Красной Армии, близко соприкоснувшихся с этой историей в 1945 г. при вступлении наших войск в Кенигсберг. В дальнейшем, работая в Калининграде архитектором, Арсений Владимирович собрал папку документов, позволившую ему выдвинуть свою версию о месте нахождения Янтарной комнаты.

Не берусь утверждать, что мнение и доказательства бывшего офицера и архитектора неопровержимы. Но и не прислушаться к ним нельзя.

— Видите ли, сразу после войны я пытался начать поиски, — рассказывает А. Максимов, — но не было нужных специалистов, не было средств, не было техники. И поэтому приходилось останавливаться на полпути. Потом я следил за результатами других экспедиций. Изучал версии иных авторов, в том числе и зарубежных. Заметил: многие как бы специально уводят исследователей совсем в противоположную сторону. Для чего это делается? Думаю, для того, чтобы сокровища лежали где-то до «лучших» времен…

— К вашей версии, Арсений Владимирович, мы еще вернемся. А сейчас скажите, каким образом Янтарная комната попала из Екатерининского дворца в Восточную Пруссию?

— Когда немецкие войска уже подходили к городу, музейный совет принял решение: замаскировать Янтарную комнату. Внутри выложили новые каменные стены в полкирпича, оштукатурили их, оклеили обоями и повесили картины. Не помогло. Немцы конечно же знали, где расположена Янтарная комната. Они демонтировали янтарные панели, уложили их в ящики и отправили в Кенигсберг. Там сокровище попало в руки доктора Роде, хранителя государственных музеев города. Он перевез ящики в местечко Пальмникен, где лучшие мастера по янтарю восстановили комнату.

— А потом немцы вывезли Янтарную комнату из Кенигсберга?

— Я почти уверен, что она спрятана в городских подземельях. У меня тому есть немало доказательств.

В свое время я читал в архиве КГБ в Калининграде стенограмму допроса солдата Советской Армии — бывшего пленного. Он был инвалид, и поэтому его всегда оставляли дневальным, в то время как остальных узников гоняли на работы. Одна бригада из пленных строила что-то в черте города, а вторая — в пригороде. Он слышал разговоры, из которых сделал заключение: сооружаются бетонные казематы на большой глубине, причем они тщательно изолировались от грунтовых вод. Бетонный потолок сооружений находился на глубине 12 м от поверхности земли. Затем трамбовалась глина. Потом высаживались деревья. А в другой бригаде говорили о каких-то подкопах под здания, и тоже на огромной глубине. Приходили мокрые, грязные, рассказывали об обвалах. В один из дней этот пленный, почувствовав неладное, сумел сбежать. И вовремя: как стало известно, в тот вечер узников обратно уже не привезли. Видимо, их расстреляли…

— Может, они строили оборонительные укрепления?

— На такой глубине? С такой маскировкой? Вряд ли. После войны, работая архитектором в Калининграде, я попал однажды в старое имение в местечке Фридрихсбург. Познакомился с главным агрономом местного совхоза Успенским. Он рассказал мне о странном поведении хуторян-немцев, которые толпами ходили на территории бывшего имения и копали тут и там. Это было имение Эриха Коха, гауляйтера Восточной Пруссии и рейхскомиссара Украины. В последние месяцы войны, по показаниям очевидцев, в имении велись большие строительные работы. Каждый день сюда доставляли стройматериалы и бетонный раствор.

Сразу после войны комендантом имения и близлежащих хуторов был советский майор. Фамилию его я не помню. Он начал вести раскопки. Возможно, он уже близко подошел к цели, но однажды вечером, возвращаясь на мотоцикле из Кенигсберга, не заметил натянутую от дерева к дереву проволоку — и погиб.

Я, услышав эту историю, стал изучать территорию парка. Подкопал одно из крупных деревьев и обнаружил, что дерево посажено недавно. Большие корни его были «заарканены» полосовым железом с войлочной прокладкой. Я сличил немецкую топографическую съемку 1938 г. с нашей съемкой и обнаружил, что парк солидно увеличился за счет поля. Заинтересовал меня и травяной покров парка. Сделал небольшой ров и увидел, что дерн положен недавно.

— Думаете, что Янтарная комната может находиться здесь, в подземных бункерах?

— Видите ли, Янтарная комната — лишь маленькая частица того, что было спрятано нацистами перед сдачей Кенигсберга. Помню, в 1945 г. я познакомился с одной фрау, принадлежавшей к знатному роду. Она так рассказала мне о последних днях перед падением Кенигсберга: «В газете и по радио было объявлено, чтобы жители во избежание потерь своих ценностей организованно, без паники принесли их во двор замка и сдали на государственное хранение. В назначенном месте собрались сотни горожан со своим богатством. Когда очередь дошла до меня, то приняли только орденское серебро и пять картин старых мастеров. Современные ценности в виде золота и серебра не брали».

Считаю, что в Кенигсберге было спрятано и много награбленного нацистами добра. Спешное строительство подземных сооружений перед падением города говорит о том, что сокровища надо искать в Кенигсберге, а не в соляных копях или на затонувших судах в Балтийском море. А Янтарная комната лежит, по моей версии, в центре города…

— И вы можете указать — где?

— Могу. — Арсений Владимирович развернул огромную карту бывшего Кенигсберга и показал карандашом: — Она должна быть здесь, в районе бывшего Янтарного музея, где работал доктор Роде.

Мне рассказывал о Роде и встрече с ним доктор исторических наук Александр Яковлевич Брюсов, который приезжал в Кенигсберг для того, чтобы найти музейные ценности, вывезенные оккупантами из дворцов и музеев Ленинграда, Киева, Смоленска и других городов. Скоро он отыскал королевскую академию художеств, университетскую библиотеку, библиотеку-архив, где были найдены экспонаты из России. Для своей работы он привлекал немцев. Так рядом с Брюсовым оказались доктор Роде и его жена Эльза.

Однажды Брюсов, страдая бессонницей, пошел побродить по городу. С ним был офицер. Случайно вышли к старому замку. Смотрят — дымок идет из разбитого окна. На всякий случай достали пистолеты и поднялись в одну из комнат. У открытого сейфа — он был вмурован в стену — сидел на корточках доктор Роде. Быстро просматривал бумаги и бросал их в огонь. Адъютант схватил Роде, потом потушил костерок. Все оставшиеся бумаги забрали с собой, а Роде доставили в особый отдел. Документы отдали переводчикам. После прочтения бумаг Брюсов бросился к особистам: Роде знал все о Янтарной комнате! А ему говорят, что Роде был отпущен: он представился как крупнейший ученый Европы, а сжигал, дескать, документы сгоревшего музея.