Игнатий Лойола - Анна Ветлугина Страница 31

Как всегда, ему подавали охотно. Он быстро собрал себе на сухари. После их покупки осталось ещё пять монет. Иниго оставил их на скамье в соборе, а сам снова поспешил на пристань. Вовремя. Заботливый капитан уже готовился отчаливать. Иниго закричал, потрясая мешком с сухарями.

— Чего орёшь? — отозвался моряк. — Залезай.

На палубе обнаружилось ещё несколько пассажиров. Трое мужчин и пожилая женщина с сыном. Одежда на последних была довольно богатая, но совершенно пришедшая в негодность. Мать даже носила аристократический вердугос, поистёршийся до такой степени, что каркас кое-где вылез наружу. На голове сына низко сидела полуистлевшая шляпа с широкими полями, почти скрывающими лицо.

Лойола сел на скамью и поднял взгляд на мачту. Оглядел снасти, представив себе выбленки ступеньками небесной лестницы. Мысленно прочитал «Душу Христову». Мимо пробежал матрос, крича что-то рулевому. Иниго закрыл руками уши. Зажмурил глаза и долго сидел, пытаясь совершить испытание совести.

Резкий порыв ветра разорвал затягивающую паутину размышлений. Вскочив, паломник глянул за борт. Корабль давно покинул гавань. Береговая линия виднелась отчётливо, но домики различались уже с трудом. Ветер крепчал, откуда-то наползли кудлатые серые тучи.

Он перевёл взгляд на палубу. Юноша в шляпе стоял неподалёку, держась за мать. Было в нём нечто неуловимо особенное. Внезапно Лойолу осенило. Он подошёл к ним и прошептал на ухо матери:

— Девица?

Пожилая женщина вздрогнула, затравленно озираясь, и призналась, также шёпотом:

— Боимся мы. Больно хороша она уродилась. А мой муж умер, и дом сгорел. Пришлось уходить, — лицо её сморщилось, готовясь заплакать. Сдержавшись, она продолжала: — У меня родственники неподалёку от Венеции, но денег совсем нет. Вот капитан добрый попался, бесплатно пустил.

— Бесплатно? — возмутился Иниго. — И сухари брать не заставлял?

Женщина совсем перепугалась, как будто пойманная на лжи:

— Сухарики-то? Взяли, конечно, разве я не говорила?

— Мама, прекрати трусить! — тихо сказала девица в мужской одежде. Женщина досадливо отмахнулась:

— Да я просто говорю, а не трушу. И вообще, нельзя перебивать свою мать!

— Вы, вероятно, в пути милостыней питаетесь? — сменил тему Иниго. Она сокрушённо закивала.

— Есть такое.

— Хорошо ли подают?

— Ох, плохо! — её лицо опять сморщилось. Дочь прошипела:

— Мама, не позорься!

— Не шипи, не страшно, — огрызнулась мать и продолжала, обращаясь к Лойоле: — Всё ведь уметь нужно. Я про милостыню. У вас-то опыт точно есть. Я видела, как вам подавали у церкви.

Иниго не успел ответить. Сильный ветер, налетев, поднял лёгкую мантилью женщины и начал хлестать ею по лицу владелицы. Дочь злорадно смеялась, придерживая шляпу. Такое непочтение к матери не понравилось Иниго, но он решил не вмешиваться. Тем более что за этим порывом ветра налетел другой, гораздо более сильный.

— Хосе! — послышался бас капитана. — Как там твои кости думают, чёрт их подери? Будет буря или нет?

— Да моим-то костям после той нашей Венеции уже всё кажется бурей, — ответил рулевой.

— Я серьёзно, Хосе. Чёрт лысый с той посудины... шебеки... забыл название, клялся: мол, сегодня бури не будет.

— А клясться вообще нельзя, — невозмутимо заметил рулевой. В этот момент судно сильно качнуло. Собеседница Иниго, не удержав равновесия, поехала по палубе и ударилась о скамью. Дочь бросилась поднимать родительницу.

— Ах, ужас! — простонала та, ощупывая остатки вердугоса. Сквозь обнажившийся тростниковый каркас виднелись ноги. Для испанки это — верх неприличия. Она попыталась что-то объяснить, но завалилась от ещё более сильного качка.

— Убрать паруса! — проревел капитан. — Пассажиров — в трюм!

Вся немногочисленная команда забегала. Один из парусов скользнул вдоль мачты. Другой спустить не успели. Послышался страшный треск, что-то хлопнуло.

Рулевой сгонял мокрых пассажиров, точно гусей, вниз, в тесное помещение, освещённое тусклым фонарём. Тот потух почти сразу. Началась ещё более страшная качка. Кто-то из мужиков читал молитву, другого охватила неудержимая икота. Мать и дочь, повизгивая, вцепились в руки Иниго.

«Как же хочется жить! — думал он, стуча зубами от холода. — Неужели это я совсем недавно пытался выброситься в окно? Боже, не смею просить, нет... пусть всё будет по воле Твоей...»

Наконец стало качать меньше.

— Эй, вы там живы? — крикнул капитан, открывая люк. — Можете вылезать, Бог нас миловал.

Иниго, помня треск с хлопком, боялся увидеть сломанную мачту. Но они обе стояли на месте. Зато матросы чинили порванный парус.

Ветер продолжал сильно дуть, но теперь это, похоже, радовало капитана.

— Двух бурь подряд не случится, — убеждал он помощника, — а если попутный не подведёт — долетим, будто на крыльях.

Ветер не подвёл. Не ослаб, не переменился и всего за несколько дней домчал судно до Гаэты.