Империя. Роман об имперском Риме - Стивен Сейлор Страница 31

Ему сказали, что здесь частное жилье. Не пришел ли он по ошибке в дом утех?

– Это ведь дом Лициски? – спросил он у девушки.

– Он самый, – ответила рабыня, вводя его в тускло освещенную спальню, выдержанную в оранжевых и красных тонах. – Так зовут госпожу. А вот и она.

Среди густых теней и янтарного света ламп на пышном ложе раскинулась супруга императора, одетая в наряд столь прозрачный, что он казался сотканным из паутины.

Тит онемел. На протяжении последних лет он время от времени встречал Мессалину, но всегда с мужем и обычно по случаю каких-либо официальных событий. Внезапное возвышение Клавдия месяцем позже сопроводилось рождением сына Британника, и Мессалина с тех пор преподносила себя образцовой римской супругой и матерью – души не чаяла в ребенке, носила скромные столы, возглавляла религиозные церемонии с прославлением материнства и безупречно вела себя и на играх, и в цирке. Она держалась настолько строго, что люди прекратили болтать о разнице в возрасте между Клавдием и Мессалиной. Хотя ей не было тридцати, она превратилась в образчик степенной римской матроны.

Женщина, томившаяся на ложе перед Титом, выглядела совершенно иначе. Лицо, чуть подкрашенное, стало еще красивее. Высоко собранные волосы полностью открывали длинную шею с серебряным ожерельем, украшенным крошечными жемчужинами. Жемчуга покрупнее сверкали в серьгах, а серебряный браслет музыкально звякнул, когда она взяла чашу с вином. Платье почти ничего не скрывало, лишь придавало телу серебристый отлив.

С Мессалиной делил ложе другой знакомый Титу человек – да и кто угодно в Риме узнал бы Мнестера, некогда любимого актера Калигулы, который и при Клавдии продолжал пользоваться благосклонностью императора. Без белокурого грека не обходился ни один пир и ни одна публичная церемония. Голубоглазый, аполлонической красоты, с точеным торсом и длинными изящными руками и ногами, Мнестер, пожалуй, прославился больше внешностью, чем сценическим дарованием, хотя Титу запомнился его Аякс. Сейчас на актере была лишь набедренная повязка из той же прозрачной ткани, что и платье Мессалины. Оба возлежали голова к голове, передавая друг другу чашу. Похоже, они уже изрядно выпили вина.

Обескураженный их безмолвием и откровенными взглядами, Тит счел себя обязанным что-нибудь сказать.

– Госпожа, – начал он, обратившись к императрице официально, но она сразу его перебила:

– Лициска. В этом доме меня зовут так.

– Лициска?

– Я вдохновилась взять новое имя, когда увидела Мнестера в пьесе об Актеоне. Ты смотрел ее, Тит?

– Вряд ли.

– Но историю-то ты должен знать. Охотник Актеон со сворой собак набрел на лесное озеро, где купалась Диана. Богине-девственнице не понравилось, что смертный узрел ее обнаженной, и она не хотела, чтобы он сплетничал о ней. Поэтому она превратила Актеона в оленя, дабы обеспечить его молчание. Но дальнейшего она не предвидела. Охотник в мгновение ока превратился в добычу. Обезумевшие псы набросились на Актеона и разорвали его в клочья. Мне всегда казалось, что это немного чересчур – малый погиб лишь за то, что увидел богиню нагой. Уж лучше бы Диана пригласила его искупаться вдвоем, особенно если Актеон был так молод и красив, каким его представляют все статуи – или как Мнестер, от чьей игры зрители рыдают. Даже мой муж плакал.

– А откуда взялось имя Лициска? – спросил Тит, стараясь не отвлечься от того, как во время разговора вздымаются и опадают груди Мессалины, так что ткань в одну секунду бывала прозрачна, а в другую – непроницаема.

– Лициска возглавляла охотничью свору Актеона – полусобака-полуволчица, ведьма. Под этой крышей ты должен звать меня только так.

– Но зачем тебе называться именем подобного существа?

– Будем надеяться, ты так и не поймешь, Тит Пинарий! А теперь иди сюда и присоединись к нам на ложе, – велела она, хлопая по постели между собой и Мнестером. – Отведай чудесного фалернского вина.

– Я пришел для авгурства.

Мессалина повела плечами:

– Я искала удобный повод пригласить тебя. Прости, но твой литуус сегодня не понадобится. Не найдется ли у тебя похожего инструмента, который может пригодиться?

Ее намерения не оставляли сомнений. Тит испытал желание повернуться и немедленно уйти. Однако ощутил и другой, не менее сильный порыв: задержаться и принять предложение – к чему это приведет? Он был не против потешить плоть, когда представлялась такая возможность; мужчин постоянно искушают, хотя обычно не императорские жены. Тит решил выиграть время, задав вопрос:

– Что это за место? В доме есть и другие люди, из-за дверей доносились стоны….

– Если ты думаешь, будто здесь бордель, ты ошибаешься! – рассмеялась Мессалина. – А женщины тут не проститутки. Сюда приходят знатные особы, чтобы насладиться толикой свободы, которой им больше не обрести нигде.

– А мужчины?

– Те, чье общество доставляет удовольствие знатным дамам. Большинство из них молоды, красивы, полны сил. Возможно, похожи на тебя.

– Мессалина, ты льстишь мне.

– Лициска!

– Очень хорошо: Лициска. Но сдается мне, если я надолго здесь задержусь, то могу совершить акт, который расценят как измену не только императору, но и родственнику – человеку, служившему мне верным другом.

– Видимо, боится разоблачения, – фыркнул Мнестер.

То была правда, но не вся. Конечно, Титу становилось не по себе при мысли о последствиях, которые могли возникнуть из-за обмана императорского доверия, но он также испытывал искреннюю благодарность к Клавдию и даже восхищался им, несмотря на дядины недостатки. Как император, старик Клавдий разочаровал многих; он одобрил множество казней, причем судил зачастую плохо и, как говорили, легко шел на поводу у приближенных, особенно Мессалины и доверенного вольноотпущенника Нарцисса. Но в общем и целом большинство сходилось в том, что при всех своих немощах и несовершенствах Клавдий лучше жестокого Тиберия и безумного Калигулы. Тит, безусловно, тоже так думал; Клавдий многое сделал для него и его семьи и никогда не наносил им обид.

– Тебе следует беспокоиться лишь о последствиях моего разочарования, – заметила Мессалина. – Тебе о чем-нибудь говорит имя Гай Юлий Полибий?

– Ученый-книжник и друг императора, которого казнили за измену?

– Такова официальная версия. На самом деле Полибий стоял точно на том же месте, где стоишь ты, и отказался выполнить мои желания. В дальнейшем я пожаловалась мужу на его непристойное поведение и потребовала наказания.

– Но разве Полибий не защищался, не заявил о своей невиновности?

– Когда приходится выбирать между верой мне и кому-либо другому – включая и тебя, Тит Пинарий, – дорогой супруг всегда принимает мою сторону. Если настаиваешь, давай проверим, но неужели ты желаешь разделить участь Актеона? Подумай, насколько приятнее лежать рядом и потягивать вино.