Королева мести - Джоан Швейгарт Страница 31

В зале проснулся Гуннар и окликнул Хёгни. Тот, должно быть, торопливо сел, потому что я услышала клацанье пустого рога о камни, окружавшие очаг. Потом раздался его голос, все еще хриплый спросонья.

— Мы слишком долго спали. Давай поспешим и набьем еще дичи. Сигурд точно вернется сегодня вечером.

— Вернется он или нет — мне без разницы, — зло проворчал Гуннар. — Пусть забирает валькирию вместе с ее волшебными рунами. А нам останется золото. Если он еще не выкопал его.

На мгновение воцарилась тишина. Я ясно представляла, как Хёгни кивает в сторону моей комнаты, будто бы видела это своими глазами. И поняла, что это так, когда услышала слова Гуннара.

— Брат, она все равно об этом узнает, рано или поздно.

— Тогда пусть это случится поздно, — прошептал Хёгни. — Нам еще ничего толком не известно. Могло произойти что угодно. Вдруг он погиб от руки римлян? Жив он или мертв, Сигурд остается нашим побратимом. Этого не изменить. Когда он вернется, мы попросим объяснить, почему он так задержался. Я думаю, он разрешит все сомнения и успокоит тебя и Гудрун. Доверься ему хоть немного.

— Я никому не доверяю, — ворчливо отозвался Гуннар.

Хёгни засмеялся.

— Тогда мне жаль тебя, брат. Нет в жизни ничего более ценного, чем дружба. А из какого зерна она произрастает, если не из доверия?

— Ерунда. Я скажу тебе, что ценнее дружбы, — жизнь. Разве не эту мудрость хотел записать в наших сердцах отец? И скал<у тебе еще одно: моя жизнь будет длиннее твоей, потому что я эту мудрость усвоил. — Последние слова Гуннара донеслись издалека. Судя по всему, он встал со скамьи и теперь направлялся к двери.

— Вряд ли ты говоришь это всерьез, — крикнул ему вдогонку Хёгни. — Тебе просто не хватает терпения. И спал ты плохо… Ты куда?

Я слышала, как открылась дверь.

— Посмотреть, не выкопал ли кто золото за ночь.

— Ладно, — начал Хёгни, — иди. А я пока… — но дверь затворилась еще до того, как он успел закончить. — …поохочусь, — пробормотал он уже для себя.

Мать и Гуторм все еще крепко спали. Я снова выбралась из постели и отправилась в зал. Хёгни сидел, скрестив ноги, и размышлял. Он не слышал, как я подходила, пока я не позвала его.

— Гудрун, — быстро выпрямился он. — Тебе что, стало лучше?

— Да, немного.

Хёгни улыбнулся, и след от глубокого шрама немного разгладился. Затем он взял кочергу и стал шевелить угли в очаге.

— Я все слышала, — сказала я.

Брат продолжал помешивать угли.

— Гуннар просто разочарован. Он сказал не то, что хотел…

Я встала рядом с братом на колени и накрыла рукой его руку. Он вынужден был отложить кочергу в сторону.

— Скажи, ты веришь, что Сигурд вернется сегодня?

Хёгни кивнул, но продолжал смотреть на огонь, который медленно обретал новую жизнь. Я присела на корточки.

— Хёгни, — прошептала я. — Когда Сигурд рассказывал о своем путешествии, вы обменивались взглядами, которые я не могла понять.

Он пожал плечами, но ничего не ответил. Я сильнее сжала ему руку, но он не отводил взгляда от огня. Прошло некоторое время, пока он, наконец, не посмотрел на меня долгим внимательным взглядом.

— Возвращайся в постель, Гудрун, — сказал он, наконец. — Я не стану открывать тебе глаза на то, чего ты не видишь сама.

Я нервно засмеялась и отпустила его руку.

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

— Только о том, что Сигурд слишком дорого заплатил за золото.

— Как это?

— Иди в постель, говорю. Довольно и того, что я сам ломаю над этим голову. Немедленно возвращайся и ложись.

Я резко встала и пошла в свою комнату.

* * *

В тот вечер, когда вернулся Сигурд, было холодно, и дверь нашего дома была закрыта. Но мы все равно услышали приближение лошадей. Смех валькирии раздался раньше, чем прозвучал клич Сигурда. Мы все оторвались от своих дел и посмотрели друг на друга. Гуннар отложил арфу, на которой тихонько играл возле очага, и, поправляя неестественно рыжие волосы, бросился к своему почетному месту. Хёгни отложил рог для питья и направился к двери. Мы с матерью замерли на скамье с вышивками в руках. Гуторм играл у наших ног.

Когда Сигурд вошел, я собралась встать и поприветствовать его, но, увидев, что его взгляд не остановился на мне, снова села на место.

— Брат, — крикнул Сигурд, с победной улыбкой обращаясь к Гуннару. — Вот Брунгильда. — Он взял валькирию под руку и подвел к Гуннару. Тот неуверенно поднялся, а Брунгильда, смеясь, склонилась перед ним в поклоне.

Даже в грубой мужской одежде, запачкавшейся в дороге, Брунгильда выглядела прекрасно. Она оказалась высокой, почти такого же роста, как Сигурд. Хотя она и была худой, ее руки и предплечья говорили о хорошей кости и силе. Ее кожа загорела, как у человека, привыкшего к жизни вне дома. На ее смуглом лице блестели, как драгоценные камни, светлые водянисто-голубые глаза. Волосы она не связывала в хвост, как женщины-гаутки, и светлые, местами белые с серебристым отливом пряди свободно падали на плечи и грудь. Босые грязные ступни были длинными и красивой формы. Я обратила внимание, что на ее руке висел сложенный плащ Сигурда.

Мне трудно описать, что я почувствовала, когда увидела Брунгильду, стоявшую рядом с Сигурдом и державшую его плащ. Наверное, я испугалась того, что поняла — меня охватило постыдное, низкое и опасное чувство. Разумеется, я ревновала с тех самых пор, как Сигурд впервые упомянул о Брунгильде. Но теперь я познала ревность во всей ее глубине. Самую ее суть, изведав которую, человек, как бы ни искал света, найдет только мрак. Я почувствовала, что повержена одним присутствием валькирии, и заплакала.

Брунгильда не могла это услышать, потому что я лила слезы беззвучно. Но взгляд ее голубых глаз на мгновение отвлекся от Гуннара и скользнул, нет, не на меня, но в мою сторону. Потом она снова посмотрела на Гуннара.

— Мне рассказывали о тебе много хорошего, — промолвила валькирия и улыбнулась чарующей улыбкой.

Гуннар, который до этого безмолвствовал, теперь стал смешно двигать губами, пытаясь ответить, но не успел он этого сделать, как Брунгильда рассмеялась. Сначала это насторожило Гуннара, потом выражение его лица изменилось, и он тоже стал хохотать. Спустя пару мгновений он уже стонал от смеха вместе с Сигурдом. Но Брунгильда внезапно замолчала и повернулась в мою сторону. Улыбка еще играла на ее губах, но глаза были холодными.

— Меня зовут Гудрун, — с трудом выдавила я хриплым от волнения голосом, поднявшись.

Она кивнула мне, но, когда снова посмотрела на меня, на лице ее не осталось и тени улыбки, а взгляд был жестким. Я же не находила в себе силы, чтобы противостоять ей, и мне стало страшно.

К счастью, тут поднялась мать и поклонилась со словами: