Деградация и деграданты. История социальной деградации и механизмы ее преодоления - Борис Шапталов Страница 30

Спад спаду рознь. Одно дело вынужденный откат, другое — вырождение качества, когда размывается различие между негативом и позитивом, талантливым и бесталанным, когда то и другое становится одинаково «эффективным». В современном западном обществе редукция охватила культуру, которая вырождается в «развлечение», «времяпрепровождение», «шоу-бизнес».

В переводе на русский слово «шоумен» — развлекатель. По доходности профессия развлекателя давно превзошла профессии людей науки. А гонорары «культовых» телевизионных развлекателей успешно соперничают с размерами премии Нобелевских лауреатов. Только Нобелевский лауреат получает свою денежную премию один раз в жизни, а развлекатели «премируются» ежегодно.

Фигура развлекателя стала центральной в искусстве общества потребления. Отсюда феноменальный уровень их доходов и размеры общественного внимания к их личной жизни. Остальные знаковые лица — ученые, представители «героических» профессий (летчики, космонавты) отходят на второй план. Даже некогда маргинальная профессия проститутки обрела респектабельность, ведь она тоже входит в систему индустрии досуга.

Западная цивилизация приобрела черты культуры, находящейся уже не просто в противоречии сама с собой, а отрицания себя. Это уже не только кризис, который западная культура испытывала не один раз и всякий раз успешно преодолевала, а нечто большее, грозящее деградацией. Отсюда взрыв «постмодернизма» на рубеже XX–XXI вв., то есть масштабное обретение силы декадентской субкультуры. Ее характерная черта — изощренность формы при бедности содержания. Причина: не в состоянии создать свое постмодернизм паразитирует на чужих мыслях и открытиях. Приходится брать формотворчеством и рекламой. «Энтропийное искусство» выдается за «арт-хаус» и «авангард». Большая часть арт- хауса — повествование о мелких людях. Не о «простых», а именно о мелких — мелких душой, страстями (страстишками), культурным кругозором, умом. То есть, фокусировка перенаправлена на питательную среду деградантов. А на «перфомансах» превалируют детали быта, апофеозом чего является унитаз и другие подобные предметы утилизации человеческих отходов. Какой уж тут Леонардо да Винчи! Эта продукция обрастает призами на сотнях конкурсах и фестивалях и тем получает высокий статус. Но премированные произведения исчезают почти сразу после своего триумфа, потому что в реальности они никому не интересны. Приходится конструировать реальность виртуальную. Это как показ мод престижных кутюрье. На их демонстрацию съезжается «бомонд», критики пишут восторженные рецензии, но никому в голову не приходит носить вычурную одежду, что демонстрируют заморенные, будто только что покинувшие Дахау, модели, эти невольные символы данного «искусства». Это игра в голого короля, но она приносит массу эмоций в истощенный эмоциональный мир ее поклонников.

Девизом эпохи Возрождения было: человек — венец творения. При переходе от эпохи Возрождения к эпохе Вырождения (постмодернизм) негласным девизом становится: «человек — квинтэссенция праха» (Гамлет).

Вырождение — это переход от веры в неограниченные возможности человечества к разочарованию в Человеке, к тотальному скептицизму.

Скептицизм может быть разным: пустым, капитулянтским («все суета сует») и продуктивным, творческим. В эпоху постмодернизма (декаданса) скептицизм перестает быть творческим запалом. Оно пролог к имитации смыслов. Чем больше ослабляется энергетика некогда сильного общества, тем больше возрастает потребность в иллюзиях. Общество всегда испытывает потребность в иллюзиях. Но опять же все дело в качестве.

Иллюзиотворчество качественно отличается от иллюзиоконструирования. Первое приводит к созданию мифов, сакральных концепций, способствующих повышению этноэнергетики, второе — помогает скрыть и пережить процесс «старения» социума. Именно этим — иллюзиоконструированием — и начинает активно заниматься «творческая» часть зашедшего в исторический тупик общества.

Когда социум переходит в стадию упадка, возникает идеологический и культурный спрос на деградацию. Создается впечатление, что жюри многих кинофестивалей отбирает фильмы по одному главному критерию — чтобы от фильма шел запах трупного разложения. Медведи закапывают свою добычу, чтобы мясо немного протухло и приобрело сладковатый вкус. Так и с культурой постмодернизма. Сладость разложения привлекает определенный круг интеллектуалов. И другого им не надо. Представим, что появится фильм, подобный «Я шагаю по Москве». Какой западный фестиваль такое кино ныне заинтересует? Практически никакой. Зато постмодернистски сделанная картина об ущербных людях, о разложении социальных связей пойдет на ура. Антипассионарность ныне в моде.

Кино влияет на нормы поведения и на стиль жизни. Телевидение и кино отчасти заменили семью в создании и внедрению моральных норм и стереотипов поведения. Значит, от качества зрелищ в немалой степени зависит качество морали и состояния умов в обществе. Поэтому показательно, что оно демонстрирует сейчас и раньше. Происходит повышение или понижение планки?

Раньше, как в Голливуде, так и в СССР преобладали оптимистические фильмы. Западная Европа в этом смысле разрывалась пополам. Она «болела» и эта болезнь облекалась то в форму фашизма, то декаданса… Теперь произошло нивелирование: и в Европе, и США — «пополам», а в кино, литературе, театре России доминирует декаданс.

В появлении декаданса есть своя «изюминка». При достижении совершенства отчасти объективно начинается вырождение первоначального посыла — канона. Лучшее — враг хорошего из-за слишком высокой планки, установленной классиками. Единственный способ обойти препятствие — использовать классику как сырье для умственно-эстетических упражнений (иногда и испражнений). Выгода очевидная: не надо придумывать свои сюжеты, образы, идеи, а, взобравшись на плечи гигантов, демонстрировать свое «эго». Что в наше время и делается, причем в форме «философского течения». Таким течением в наше время стал постмодернизм.

Обратимся к характеристике постмодернизма философами: «…постмодернизм представляет собой особое духовное состояние, которое может возникнуть… в самые различные эпохи, на их завершающей стадии… Именно общество потребления, основанное на принципе удовольствия, составляет один из главных устоев постмодернизма… В самом общем виде он выражает глубокое разочарование в итогах предшествующего развития… Постмодерный человек как бы утратил почву под ногами, оказался в невесомости…, из которого никак не может найти выход… Этика в постмодерновом обществе уступает место эстетике, принимающей форму гедонизма, где на первый план выходит культ чувственных и физических удовольствий… Даже научные теории, чтобы привлечь к себе внимание и получить признание, сначала должны стать модными. Их ценность зависит не столько от внутренних достоинств, сколько от внешней эффектности и привлекательности» (Философия: учеб. для вузов /под ред. В. В. Миронова. — М.: Норма, 2008, с. 299, 303, 304, 307).

В этой характеристике справедливо подчеркивается, что в постмодернизме нет ничего принципиально нового, чего не было бы в прошлые эпохи. Постмодернизмом окрестили то, что ранее называли декадансом. В основе постмодернизма лежит энергетический принцип: «еще хотим, но уже не можем». Интеллектуалам еще хочется заниматься искусством, но они уже не могут создать великие произведения — нет идей, нет новых образов. Остается паразитировать на классике, а также «структурировать» ее, разлагая «семантически», формируя «новый дискурс». Внешне все выглядит импозантно, умно и отчасти творчески. Одним из первых героев современного постмодернизма стал Энди Уорхол, который ничего нового не создавал, зато «инсталлировал» уже созданные вещи и смыслы. Он брал этикетки супов фирмы «Кэмблелл» и творил на полотне из них цветастую цепочку. Брал фотографию харизматической Мэрилин Монро и тиражировал ее образ в разных цветовых гаммах. Частность стала серийностью. Этот принцип был распространен и на классику. Э. Уорхол — пионер эстетизации снижения уровня культуры через придания высоким образцам попсовый доступности. Его дело было подхвачено индустрией. Так образ Моны Лизы через тиражирование превратился в принадлежность обихода. Ее изображение можно тиснуть где и на чем угодно, хоть на туалетной бумаге. Сейчас на арт-рынке незамысловатые, но якобы философско-философско-глубокие творения Уорхола продаются за миллионы. А что делать, если новых истинно творческих идей нет и уже, похоже, не будет? И все же это лучше, чем переход на следующий антипассионарный принцип бытия: «не можем и не хотим». Постмодернизм — хоть какой-то выход из положения в условиях угасающей пассионарности. Раз не может создать ничего равнозначного «Джоконде», пусть будет ее литография в качестве арт-хауза.