Такеши Китано. Автобиография - Такеши Китано Страница 30

Чтобы привести в движение одну куклу бунраку, нужны три артиста. Новичок перемещает ноги персонажа, второй двигает его левой рукой. Главный кукольник управляет головой и правой рукой. Необходимо от двадцати до тридцати лет практики, чтобы достичь этого уровня.

Хотя публика всё равно их видит, эти трое одеваются во всё чёрное, чтобы не привлекать к себе внимания. Их аккуратность, ловкость, точность просто ошеломительны. Они должны обладать невероятной гибкостью, чтобы на протяжении долгого времени передвигаться на полусогнутых ногах.

Кукольники чередуют два варианта языка жестов — то более реалистичный, то более стилизованный, в зависимости от эмоций, которые хотят передать. Также в театре бунраку есть сказитель, читающий текст по ролям нараспев, и музыкант, который ему аккомпанирует. Это изысканное искусство возникло в районе Киото и Осаки в XVII веке.

Когда я обдумывал замысел «Кукол», у меня появилась идея воплотить на экране отношения, похожие на те, о которых писал Тикамацу. Ведь они были куда более утончёнными, нежными и прекрасными, чем те, что существуют сейчас. Поначалу я предполагал, что «Куклы» будут историей о людях, рассказанной марионетками бунраку. Фильм, в котором персонажи не разговаривают. Я даже собирался ограничиться субтитрами, как в старинном немом кино. Но потом отбросил эту идею. Затем я представил, что куклы бунраку станут главными героями картины и смешаются с людьми. И от этого замысла я тоже отказался. Так что на самом деле фильм «Куклы» получился не совсем таким, каким я его видел изначально. В нем нет той театральности, которую я предполагал с самого начала. Особенно в том, что касается описания безнадёжной, отчаянной любви, которая приводит к двойному самоубийству. Но первоначальная идея всё же проявляется на экране в момент смены времён года.

История создания «Кукол» просто невероятна. Сначала я решил радикально изменить свой стиль и снять фильм про любовь, а не про бандитов. Больше никакой жестокости и крови, а значит, никаких якудза. Глава клана, который всё же появляется в картине, — человек пожилой, желчный, задумчивый, одинокий, преисполненный сожалений... Я хотел снять фильм, в котором будут простые истории о мужчинах и женщинах. С самого начала я представлял себе неразлучную парочку нищих, которые бродят вместе, связанные нерушимыми узами любви. Мне виделась история, протекающая на протяжении четырех времён года на динамичном фоне из ярких красок, показанных в разной перспективе.

Но когда сценарий уже начал обретать форму, я довольно быстро понял, что история не выдерживает критики. Возможно, думал я, получается чересчур просто? Я чувствовал, что сюжет развивается не так, как задумано. И мне казалось, что эти два персонажа не смогут удерживать внимание зрителя на протяжении всего фильма. Вот тогда мне пришло в голову добавить ещё две сюжетные линии, дополняющие первую. Теперь мне хотелось, чтобы в этих трех историях ощущалось развитие.

И в этот момент случилось нечто совершенно неожиданное. Вот так номер! Мой друг Йоджи Ямамото, знаменитый модельер, с которым мы работали над фильмом «Брат якудза», согласился придумать костюмы для «Кукол». Я был очень этому рад.

Но то, что он создал, совершенно не соответствовало сценарию. Уверяю вас, это было, мягко скажем, просто смешно. Сами костюмы были прекрасны, даже великолепны, чего и следовало ожидать. Но нищие таких не надевают! Я напомнил ему, что эту одежду на экране будут носить мужчина и женщина без определённого места жительства. Я прекрасно понимал, что Ямамото сделал это нарочно. Ситуация была непростая, ведь я знал, что в тот момент у него было очень много дел. Он как раз готовил презентацию своей новой коллекции в Париже. Можете себе представить его график. Зная Ямамото, я был уверен, что ему пришлось не спать несколько ночей, чтобы доставить мне удовольствие и закончить эту работу. Так что я не мог просто дать ему от ворот поворот и вежливо попросить всё переделать заново. С другой стороны, эти роскошные костюмы ярких цветов посеяли некоторое беспокойство в съёмочной группе. Что же нам оставалось делать? Мы были совершенно ошеломлены и подавлены.

Но именно когда я благодарил Йоджи Ямамото, у меня в голове возникло решение проблемы. Надо снова переделать сценарий, повысив степень театральности и условности повествования. Тогда я решил перевернуть всю историю и вывести на сцену людей, которыми будут управлять, словно куклами в бунраку. На самом деле благодаря костюмам Ямамото я смог вернуться к своему первоначальному замыслу, к театру марионеток. Можно сказать, он один сделал половину этой картины! Костюмы действительно повлияли на съёмки фильма.

Эти съёмки стали для меня новым опытом во всех аспектах. Впервые я собирался показать на большом экране картину по мотивам традиционного театра. Поэтому я очень старался сделать так, чтобы движение камеры вызывало в памяти произведения старинного японского искусства.

А чтобы проиллюстрировать пьесу «Гонец в преисподнюю», процитированную в начале фильма, я использовал четыре свои картины — законченные чуть ранее — в качестве ориентира и элемента сценария. Хотя сценарий — это громко сказано. Потому что вообще-то я далеко не всегда пользуюсь раскадровкой. Я работаю в основном устно, «вживую», во многом полагаясь на совместное творчество. До «Кукол» мне никогда не доводилось использовать картины, чтобы «записать» сюжет и представить себе этапы создания фильма, поставленного как театральная пьеса. Что-то подобное, возможно, было разве что в «Фейерверке».

На съёмках «Кукол» я постоянно требовал от актёров, чтобы именно в этом фильме они «перестали играть», хотя их для этого сюда и пригласили. Они были несколько растеряны. Вообразите реакцию актёра, которому на съёмочной площадке, при включённой камере, вдруг заявляют, что он должен быть максимально отстранённым, должен перестать играть. Я настаивал, все время повторял, что им надо по мере сил отказаться от своих рефлексов, своей профессии, своего исполнительского чутья. Мне хотелось, чтобы они предстали на экране куклами бунраку. Многим это давалось нелегко. Для меня это тоже было в новинку, мне пришлось работать с множеством незнакомых актёров.

В моих предыдущих фильмах красок было немного. В основном это были одни и те же монотонные, почти монохромные миры. Выражение «Китано-блю» подходило большинству моих работ. Но я решил покончить с этим. Мне захотелось использовать цвета и, в частности, запечатлеть все времена года. Эта жажда ярких красок, полыхающих на экране, настоящих и живых, стала одной из движущих сил проекта. И как только начались съёмки, нам тут же повезло. Осень наступила рано, и листья клёнов стали ярко-алыми гораздо скорее, чем предполагалось. Просто невероятная удача. Как бы то ни было, мы всё же собирались дожидаться самого расцвета каждого сезона. Ведь в «Куклах» речь идёт прежде всего об эфемерности. Именно эта эфемерность японской природы и времён года занимала меня больше всего. И живопись оказала мне в этом большую помощь.

Цвета в «Куклах», особенно оттенки красного, которые должны выражать страсть, в определённый момент сгущаются, подчёркивая нарастание драматизма в чувствах влюблённой пары, связанной между собой навеки. Той пары, чья любовь обескураживает, почти пугает нас. Этот красный цвет произвёл на меня большое впечатление. Мне очень понравилось снимать посреди такого пиршества естественных красок. К слову, я сожалею о том, что в современной Японии, сосредоточенной на «бизнесе», постепенно забываются, угасают яркие природные цвета, красота приходит в упадок. Культурное самосознание японцев исчезает у нас на глазах.