Карузо - Алексей Булыгин Страница 30

Сезон Карнавала (январь — февраль 1898 года) Карузо провел в Генуе в театре «Карло Феличе». Здесь в антрепризе Сонцоньо он спел Марселя в «Богеме» Р. Леонкавалло (с Розиной Сторкио) и Надира в опере Ж. Бизе «Искатели жемчуга», работа над которой свела его с Джузеппе де Лукой, исполнявшим роль Зурги. Отношения с ним быстро переросли из партнерских в дружеские, каковыми и оставались до конца жизни Карузо. Однако уже тогда певцы оказались в неравных положениях. По словам Джованни Мартинелли, который вспоминал рассказ Де Луки, Карузо за сезон в Генуе получил пять тысяч лир, в то время как его новый друг — 750 лир. Тенор жил в просторной двухкомнатной квартире, а баритон ютился в тесной комнатке пансиона. В перерывах между спектаклями друзья путешествовали по холмам Лигурии, где Карузо, очарованный красотами природы, пел песни. Когда сезон закончился, Карузо устроил другу роскошный ужин в ресторанчике Галереи. Хозяин кафе попросил их что-нибудь спеть. Карузо исполнил арию Дона Хозе, а потом вместе с Де Лукой они спели знаменитый дуэт из «Искателей жемчуга». Было много аплодисментов, пожеланий успеха, взаимных поклонов, многочисленных тостов, вина, еще вина… а затем хозяин ресторана, отвесив певцам поклон, положил на стол счет на 180 лир (36 долларов). Это было возмутительно, особенно если учесть, что они любезно согласились петь. И тогда Карузо сказал владельцу ресторана:

— Вы хотите получить с нас сто восемьдесят лир за то, что мы съели и выпили. Наш обычный гонорар за пение, подобное сегодняшнему, составляет триста лир. Следовательно, вы должны нам сто двадцать лир ^[108].

В перерывах между спектаклями Энрико весело проводил время с коллегами, которые были с ним куда любезнее, нежели партнеры театра «Лирико», выезжал на пикники, рисовал шаржи, ухаживал за девушками (конечно, в тайне от Ады, которая была довольно ревнива). Начав наконец-то хорошо питаться, Карузо стал плотнее, крепче и осанистее. Именно с тех пор, по его словам, у него начался поединок с весами.

На начало апреля у Энрико и Ады были запланированы выступления в Триесте. И Ада, и Рина были рады его видеть. Ада не смогла встретить Энрико на вокзале, поэтому попросила об этом сестру. Рина и Карузо не общались с момента их расставания в Ливорно. Позднее Рина вспоминала, что едва она его увидела, любовь вспыхнула в ней с новой силой. Наблюдая со стороны за развитием романа Энрико и Ады, Рина ужасно страдала. Между тем Карузо влекло к обеим сестрам. Аде пришлось пустить в ход все обаяние, чтобы его выбор был сделан в ее пользу. Рина по-прежнему считала, что близкие отношения могут быть лишь после брака, но молодой певец отнюдь не торопился связывать себя узами Гименея. В конце концов Рина объявила, что уезжает. Карузо чувствовал себя виноватым перед обеими сестрами. Его мучили противоречивые чувства. В неопубликованных заметках первого сына Энрико и Ады — Родольфо — со слов родственников описан эпизод того времени, когда Энрико был на грани самоубийства и даже приставил в какой-то момент к виску пистолет. Согласно семейному преданию, присутствовавшая при этом синьора Джакетти ударила Карузо по руке, и пуля попала в стену. Младший сын Карузо — Энрико-младший — считает этот рассказ не достоверным, но все же показательным для всей ситуации в целом — до какой степени были накалены страсти. Однако, по мнению Энрико Карузо-младшего, в жизнелюбивом характере отца не было ни малейших намеков на суицидные настроения.

Покидая сестру и любимого человека, Рина еще надеялась, что ее благородный поступок поможет Карузо понять всю глубину ее чувств и заставит передумать. Но даже если бы Карузо захотел как-то изменить ситуацию и предпочесть младшую из сестер, то было уже поздно: Ада была на пятом месяце беременности. Этот факт она восприняла без всякого энтузиазма. Во-первых, срывались намеченные выступления в Фиуме. Во-вторых, до предела осложнялась ситуация в семье. Муж, разумеется, знал о беременности, но не мог и предположить, что ожидаемый ребенок не его. Похоже, он один лишь не видел того, что на тот момент уже не было секретом: его жена и Энрико почти не расставались ни в жизни, ни на сцене. В апреле и мае они выступили в болонском театре «Комунале» в «Богеме», «Травиате» и «Мефистофеле». Удивительно, но на восьмом месяце беременности Ада еще пела!

В конце сезона у нее произошло мучительное объяснение с мужем. Ада во всем ему призналась и уехала к отцу во Флоренцию. Нарушив брачные клятвы, Ада поступила, тем не менее, благородно: она попросила у Ботти развод. Возмущенный супруг последовал за нею. Меньше всего он был склонен ее отпускать. Он устраивал сцены, оскорблял Аду, угрожал, что она больше никогда не увидит сына Лелио. Однако Ада твердо решила, что его женой больше не будет. Все закончилось тем, что Ботти избил беременную женщину. Зная гордый нрав Ады, он не сомневался, что теперь все кончено. Ада готова была все бросить и уйти в одной лишь одежде, которая была на ней, нежели продолжать жить с нелюбимым человеком. Судя по письму, которое Карузо тогда отправил Пуччини, именно это вскоре и случилось.

Бурную реакцию Ботти можно объяснить не только уязвленными чувствами обманутого супруга. Вряд ли он без памяти любил жену. Но здесь надо учитывать контекст отношений супругов в Италии XIX столетия. Для богатого молодого человека уступить жену второразрядному тенору, каким, по мнению многих, тогда являлся Карузо, прослыть рогоносцем было несмываемым позором. В глазах своего окружения он становился посмешищем. После того как Карузо и Ада стали жить вместе, Ботти регулярно возникал на их горизонте — до тех пор, пока Энрико не заплатил ему довольно крупную сумму за то, чтобы тот никогда больше их не беспокоил. Ботти слово не нарушил. Таким образом, можно сказать, что Ботти «продал» свою жену сопернику. Еще одно обещание, которое сдержал муж Ады, было связано с их ребенком — он забрал Лелио и не позволил матери общаться с сыном. Потеря ребенка стала платой Ады за уход от Ботти и решение связать жизнь с Карузо.

После разрыва (но не развода!) Ада столкнулась с серьезными проблемами. Лишенная материальной поддержки мужа, она теперь могла рассчитывать лишь на кое-какие сбережения, оставшиеся от гонораров, а это была совсем небольшая сумма. Карузо тогда зарабатывал слишком мало, чтобы содержать семью. Живя во Флоренции, Карузо и Ада могли, конечно, рассчитывать на помощь семьи Джакетти. Но как раз в этот период дела у Гвидо не ладились. К тому же, чтобы продолжать выстраивать карьеру, певцам нужно было находиться в центре музыкальной жизни, например в Милане. Именно туда Энрико с Адой и отправились.

В Милане Карузо сразу же пошел к Сонцоньо, чтобы передать ему деньги, полученные сверх оговоренного гонорара. Однако издатель благородно от них отказался. В миланском театре «Лирико» Карузо вновь спел Марселя в «Богеме» Р. Леонкавалло. На спектакле присутствовал автор оперы, высоко оценивший как работу, так и вокальные данные тенора.

Статус многообещающих оперных певцов, каковыми считались Энрико и Ада, требовал, чтобы их квартира в Милане была комфортной и располагалась в престижном районе. Таковая была найдена на улице Веласка. Там Карузо и Ада жили вплоть до 1903 года. Чтобы помочь паре обосноваться на новом месте, Гвидо заложил семейное столовое серебро и фамильные драгоценности, а Рина продала дорогую золотую цепочку.