Монах - Антонен Арто Страница 30

Прошло много дней. За это время тревога и страх уступили место угрюмому унынию, меня охватило какое-то оцепенение. Я жил в состоянии кажущегося тихого смирения, под маской которого продолжала бить ключом тревога, но мое молчание и мое внешнее спокойствие изменили мнение окружающих, и понемногу те, кто ухаживали за мной, смогли убедиться, что я выздоравливаю.

Чтобы мне легче было переносить боль от моих ран и я мог отдыхать, доктор прописал мне сильное снотворное, но душевное возбуждение было так велико, что я целые ночи вертелся с боку на бок, просыпаясь на миг от приснившегося кошмара, чтобы снова погрузиться в тревожное состояние, и никак не мог обрести ни минуты покоя.

Однажды ночью, когда мне удалось наконец заснуть после особенно тяжелого и бурного дня, я вдруг проснулся оттого, что пробило час. Кошмарные сны отступили, но я был вырван из их мучительных объятий только для того, чтобы обрести в своей комнате, где я был один на один со своими тревогами, ощущение неизбежной опасности, которую дает слишком грубое столкновение с реальностью.

Я дрожал, не понимая причины; у меня отчаянно колотилось сердце, и я чувствовал, что волосы на моей голове встают дыбом.

Прошло несколько мгновений, но это болезненное состояние не проходило; напротив, меня охватил непонятный холод, и мрак вокруг меня принял угрожающие очертания.

Все мышцы отвердели, тело отяжелело; неспособный шевельнуться, я прислушался. Кто-то поднимался по лестнице тяжелой грубой поступью, затем я услышал чье-то дыхание и царапанье за дверью. Полог моей кровати был задернут. Ночник, горящий в углу, едва освещал комнату. От порыва ветра дверь отворилась… и передо мной предстало нечто ужасное! Оно приблизилось своей каменной поступью, не произнося ни слова, и в тот же миг я ее узнал.

Святой Иисус, это была она! ОКРОВАВЛЕННАЯ МОНАШКА, та спутница, которую я потерял! Она подняла вуаль, и я смог увидеть ее лицо, дикое и пустое лицо призрака, ее белые руки и кровь, забрызгавшую ее платье. Я не мог ни подняться, ни крикнуть, мои нервы были словно скованы бессилием. Я должен был до дна испить чашу моего кошмара, а призрак явно не спешил уходить.

Он разглядывал меня с видом одновременно угрожающим и безнадежным, и, хотя он не раскрыл рта, я почувствовал, как на меня, словно удары кинжала, падают слова:

Раймонд, Раймонд, ты — мой, а я — твоя.

Пока бьется мое сердце,

Пока кровь течет в моих жилах,

Я принадлежу тебе, а ты — мне,

Для тебя моя плоть, мое дыхание, моя жизнь!

Услышав свои собственные слова, я полагал, что добрался до самого дна ужаса, но кошмар не уменьшался. МОНАШКА оставалась здесь и, казалось, находила удовольствие, поддерживая во мне это состояние магнетического оцепенения, в которое меня погрузило ее появление.

Когда часы пробили два раза, она наклонилась ко мне, и я почувствовал, как ее холодные губы коснулись моих. Я находился на грани реального — с глухим стоном я потерял сознание.

Крик, вырвавшийся у меня, разбудил моего хозяина и его жену, которые спали в соседней комнате. Они поспешно бросились ко мне и, надо полагать, приложили немало усилий, чтобы привести меня в чувство. Тут же послали за лекарем. Возбуждение, в котором он меня нашел, вызвало у него опасения за мою жизнь. Он предписал мне новую микстуру, и я до утра погрузился в тяжелое забытье, но ужасные сны не переставали меня пытать. Ночь прошла в изнуряющих преследованиях, и я проснулся в еще более сильной лихорадке. Состояние возбуждения, в котором я пребывал, мешало моим сломанным костям срастись. Меня охватывали внезапные приступы слабости, и лекарь не отходил от меня весь день.

Необычность моего приключения была такова, что я решил никому о нем не рассказывать и, будучи абсолютно уверенным в реальности своих впечатлений, начал бояться, что поддался всеобщему сомнению, которое явится окончательным доказательством моей неизлечимой болезни. С другой стороны, мне не давали покоя мысли об Агнес. Я спрашивал себя, что она могла подумать, не найдя меня на месте. Я боялся, как бы мое внезапное исчезновение — которое она могла приписать тому, что я не сдержал слово, — не заставило ее усомниться в моей верности, и я, действительно, не видел никакого выхода из этого положения.

Теодор, который оставался там, совершенно не знал о моих приключениях, и он, помогавший мне в похищении МОНАШКИ, должно быть, терялся в догадках, куда страшный призрак мог меня утащить.

В таком состоянии подавленности и тревоги я провел много дней. Я был буквально отравлен навязчивостью призрака, дыхание которого я постоянно чувствовал рядом. Пока тянулся день, усталость от моих многочисленных дел, включая те процедуры, которые мне в изобилии предписал лекарь, заставляла меня почти забыться, и моя душа, несмотря ни на что, отдыхала. Затем наступала ночь с ее ужасными видениями. Все то, что днем казалось только навязчивой мыслью или сном, ночью обретало плоть и душу, и когда било час, все то же леденящее оцепенение снова охватывало меня. Превозмогая боль моих неподвижных ног, я пытался приподняться, чтобы сесть: я ничего не слышал и не видел, но знал, что нечто уже близко. Слуги, которых я просил бодрствовать у моей постели, спали, словно заколдованные, мои безнадежные призывы никак не могли их разбудить.

Я кричал, но, как это бывает в снах, крики не оказывали никакого воздействия. У меня замирало сердце, я чувствовал, что умираю, тяжелые, леденящие, торжественные шаги каждый вечер раздавались на лестнице. Двери отворялись, и я снова видел призрака. Тот же парализующий ужас сковывал мне язык, тело наливалось свинцом. Я чувствовал, что меня полностью покидают воля, силы, я становился покорным и слабым, как малое дитя, а страшные слова вновь вылетали из белых губ призрака:

Раймонд, Раймонд, пока бьется мое сердце…

И в течение нескольких месяцев каждую ночь, в один и тот же час, словно священнодействуя, появлялся призрак и повергал меня каждый раз в то же ужасное состояние; я худел и угасал.

Через некоторое время врач порекомендовал мне подниматься, и меня, слабого и подавленного, стали усаживать в огромное кресло, стоящее у окна моей комнаты, а я по-прежнему проводил время, дрожа от постоянных мыслей о тех ужасах, которые являлись мне в сумерках.

Вероятно, вы удивлены, что за все это время я ни разу не попытался что-нибудь разузнать о вашей сестре. Теодор, которому после многих приключений удалось отыскать мое убежище, успокоил меня на этот счет, но в то же время дал понять, что я должен отказаться от мысли освободить ее, потому что в таком состоянии я не смогу добраться до Испании.

А поскольку меня очень тревожили события в замке после моего отъезда, он мне рассказал, что там произошло.

Как только призрак устроился около меня и коляска уехала, Теодор благополучно вернулся в деревню, а назавтра освободил Кунегунду и привел ее в замок. Всех обитателей замка он застал в сильнейшем волнении, все умы были перевозбуждены ночными событиями, тайны которых никто не мог постичь.