Неистовая Матильда. Любовница Наследника - Джин Вронская Страница 30

— У меня плохая новость, — объявил Михаил, когда все расселись на диванах с кофе. — Этот мерзавец Соловьев, зять Распутина, выдал нас большевикам. Если его семья не будет вывезена из России, Ники никогда не согласится на наш план. Он вообще отказывался бежать, даже если все сработало бы.

— А что, Соловьев большевик?

— Вовсе нет. Но он знает, что бриллианты Императрицы стоят миллионы. Соловьев не интересуется ни ею, ни девочками. Сейчас он просто исчез. Его интересуют только деньги. Он думает, что у Ники огромный счет в Английском банке. А у Ники ничего нет. Он все пожертвовал Красному Кресту, чтобы достроить госпиталь, жертвовал и отдельным лицам, есть целый список, куда и кому пошли деньги. Это, кстати, были деньги его прабабушки, супруги Императора Николая I. Всего было четыре миллиона. Ники сразу решил, что проценты с этой суммы пойдут на благотворительность, а теперь и самой суммы уже нет.

— Тогда, Миша, ты лети с Наташей и маленьким Георгием. Я полечу с вами.

— Я не могу, Сережа. Ники и я теперь частные лица. Мы, конечно, можем бежать, но почему? Я думал об этом. Почему я вообще должен бежать из своей страны? Так что план отменяется. Извините, дорогие. — Он посмотрел на авиаторов, лица которых помрачнели. — Я договорюсь вывезти Наташу с сыном в Данию к бабушке или в Англию.

Время от времени Сергей Михайлович должен был ездить в Москву, что становилось все более и более опасным. Так называемые революционные солдаты и матросы, почти все пьяные, безо всяких причин в поездах терроризировали пассажиров. Особую ненависть они выказывали ко всем, кто был связан с царским, как они выражались, режимом. Первое, что увидел в Москве Великий князь, это валявшуюся на улице голову прекрасной статуи Александра III, разбитую в куски. Ограбления и убийства совершались каждый день. Не щадили ни женщин, ни детей.

— Это ужасно, то, что ты рассказываешь, Сережа. Я думала, что хаос только в столице, но теперь ясно, что это повсюду. Я очень боюсь за Владика.

— Я думаю, что лучше всего для тебя вернуться с мальчиком на Кавказ. Это далеко отсюда. Бог вас защитит. В конце концов, этот бандитизм в один прекрасный день кончится.

— А ты? Что ты собираешься делать, Сережа?

— Обо мне не беспокойся. Я приеду к тебе, как только Ники будет свободен. Я не могу его оставить так, под домашним арестом в Царском. Его дети — это и моя семья. У Ники депрессия. Каждое утро, когда вся семья еще спит, он копается в церскосельском парке, в дальнем углу, ты знаешь это место. Он там развел маленький садик. Может, ты навестишь его? Он будет так рад.

За это предложение Мати была очень благодарна Сергею Михайловичу.

Он также сообщил, что Ники каждый день в 8.20, когда меняется караул, на несколько минут остается один.

На следующее утро Мати была там. Она хорошо знала парк дворца и легко нашла нужный ей угол. Прячась за деревьями, она увидела его. Неподалеку прогуливался охранник. Потом он ушел и почти тут же появился другой. Она ходила туда три дня. На четвертый день Ники охранял новый молодой боец. Все повторилось. Парень ушел. Ники копал землю небольшой лопаткой. Она подбежала к ограде.

— Ники…

Он повернулся на голос.

— Мати…

Он подошел к ограде. На постаревшем в мелких морщинах лице тускло светились только голубые глаза, в которых не было ничего, кроме усталости и грусти.

— Как маленький?

— Ему уже 15.

— Ты не изменилась, Мати…

— Ты тоже. Ну, если только немножко…

— Мати, — улыбнулся он. — Это ты…

Из пристройки вышли сразу несколько охранников. Он отступил. Мати тут же спряталась за деревом.

Через три дня, когда Сергей Михайлович снова был в Москве, она проснулась посередине ночи от громкого стука в ворота. «Это конец, — сказала она себе. — Они пришли за Владиком. Кто-то выдал меня».

Она спустилась вниз. Там у двери уже маячил верный Матвей.

— Матвеюшко, стой здесь. Я сама пойду узнать, кто это.

— У меня берданка, мадам.

— Что?

— Берданка. Его Императорское Высочество Андрей Владимирович охотились на кабанов. Я, видит Бог, пущу ее в дело, если бандиты тронут молодого хозяина.

В халате она пошла к воротам.

— Кто это?

— Рошаль, мадам, Иосиф Рошаль. Помните меня? У меня важная новость, откройте, пожалуйста.

— Идите к боковой двери, направо.

Она приоткрыла металлическую дверь. Он был один. Рядом была припаркована машина с работающим мотором и притушенными фарами.

— Вот конверт. У меня нет времени все рассказывать. Будьте осторожны.

Он сел в машину.

— Рошаль… — Мати махнула ему рукой.

— Да?

— Спасибо вам.

— Да что вы, не за что.

Машина исчезла в ночи. В спальне она открыла конверт. На простом листе бумаги было написано четыре строчки.

«По приказу Керенского завтра в 2 часа ночи с Николаевского вокзала отправляют бывшего царя с семьей на восток. Вагон 6. Платформа будет оцеплена. Никому ничего не говорите. Записку непременно сожгите».

Лил дождь. Было довольно холодно. Она пряталась за колонной. Было темно. Фонари нигде не горели. Только одна платформа была освещена. Поезд уже стоял, и вдоль вагонов патрулировала группа солдат. Один из них зажег сигарету и пошел в направлении ее. Он был очень молодой, почти мальчик. Он заметил Мати.

— Куда их повезут? — осмелилась она спросить.

— Мы не знаем, говорят, в Тобольск…

— Это где?

— Очень далеко, тысячи километров отсюда. — Он внимательно поглядел на нее. — А вы родственница?

Она колебалась.

— Да.

— Не стойте здесь, уходите. Заметят — убьют.

Дождь усиливался. Солдат вернулся к поезду. Теперь она увидела группу вооруженных людей и Ники. Он был в темном пальто, шарф был обернут вокруг шеи. Солдаты были предупредительны и почти не разговаривали. Ники вошел в вагон. Конвой последовал за ним. Потом появилась она, эта проклятая немка. Она держала за руку Наследника. За ней следовали четыре девочки, женщины и мужчины, вероятно, штат. Их отвели в другой вагон. Поезд медленно тронулся. У каждой двери — солдат с винтовкой наперевес. Мати не могла больше выдержать. Она бросилась к платформе и побежала за поездом, стараясь заглянуть в окно вагона. Вот он, она заметила силуэт Ники, он стоял у окна. Ей казалось, что он увидел ее, так как он приблизил лицо к стеклу. Почти теряя сознание, Мати бежала за поездом.

Последний вагон медленно исчез. Она уже не могла бежать и остановилась. Платформа кончилась. Никого не было. В тусклом свете фонаря одинокая фигура Мати замерла под сильным дождем. Мати рыдала.