Противостояние. Спецслужбы, армия и власть накануне падения Российской империи, 1913–1917 гг. - Владимир Хутарев-Гарнишевский Страница 30

Приход Джунковского в руководство политической полиции способствовал резкой перемене курса в направлении политического сыска в армии. Он пошел на уступки той части военных, которые хотели, чтобы жандармов там не было в помине. Вот как сам Джунковский описывает свое отношение к военной агентуре: «Когда я вступил в должность товарища министра, по всей России, с согласия военного министра Сухомлинова и большинства командующих войсками, существовала войсковая агентура под руководством офицеров корпуса жандармов, а иногда даже и унтер-офицеров. Секретные сотрудники выбирались из нижних чинов офицерами корпуса жандармов случайно или по рекомендации ротных командиров. Бывали случаи, что в части все было тихо и спокойно, настроение хорошее, между тем жандармскому офицеру очень хотелось делать карьеру, и для этого он начинал что-нибудь выдумывать, угрожать своему сотруднику, что лишит его содержания, если он не будет давать ему сведений… Другой офицер, не получая сведений, прибегал к другому способу – он давал сотруднику пучок прокламаций, чтоб тот раздал у себя в роте и затем сообщил бы фамилии тех нижних чинов, которые набросятся на эти прокламации, проявят к ним сочувствие, – другими словами, провокация в полном смысле слова, и в части, где было все спокойно, начинались волнения. Когда я столкнулся с этим ужасом, то решил немедленно упразднить всякую агентуру в войсках»^[276].

При этом Владимир Федорович в своих показаниях ЧСК ВП искренне признается, что даже и не намеревался разбираться подробно в том, что такое секретная агентура в армии и с чем она борется: «Фактических данных у меня не было, я судил по рассказам»^[277].

Эти слова Джунковского не выдерживают никакой критики. Во-первых, если говорить о провокации, то можно привести воспоминания жандармского подполковника Владимирова: «Если сотрудник начинал заниматься провокацией, то есть активно работать и затем втягивать сам других в нее, то его удаляли иногда с высылкой в другие районы и сообщали (в департамент полиции. – В. Х.-Г.). Однако многие поощряли таких и возводили это в целую систему»^[278]. Провокация в политическом сыске была строжайше запрещена циркуляром директора департамента полиции М. И. Трусевича и начальника особого отдела Е. К. Климовича от 18 января 1909 г.^[279], и отдельные ее проявления (как генерал Комиссаров, по воспоминаниям его сослуживца ротмистра Н. А. Кравца, сделавший на провокации карьеру и за это поплатившийся^[280]) так и оставались отдельными проявлениями, которые могли плачевно сказаться на карьере офицера.

Во-вторых, тезис о случайном подборе агентов также не соответствует действительности – выше были описаны критерии выбора сотрудников, зафиксированные в циркулярах директора департамента полиции. Никакие ротные командиры не могли подбирать сотрудников для жандармов, и командиры подразделений только ставились в известность о том, кто является секретным агентом. Это было запрещено циркулярами и существовало в виде частной практики в отдельных воинских частях по требованию Сухомлинова. Единственное сношение с военным начальством по агентуре жандармы имели в случае возможных волнений и покушений на жизнь офицеров. Отмечает это и Джунковский: «Все чаще и чаще среди бумаг, представляемых мне на подпись, стали попадать заготовленные на имя командиров корпусов и командующих войсками конфиденциальные письма, в которых доводилось до их сведения о разных недовольствах, готовящихся беспорядках, тревожных настроениях в частях вверенных им корпусов или округов. Иногда в письмах этих описывались и такие случаи, как в какой-нибудь роте какого-нибудь полка нижние чины не ответили на приветствие командира или отказались от пищи, найдя ее недостаточно хорошо приготовленной, как они демонстративно покинули столовую и т. д. Производило впечатление, что я как будто собираю всякие сплетни и сообщаю их высшему военному начальству. Такая роль была, конечно, не по мне, и я не подписывал подобных писем, возвращая их в департамент полиции с требованием объяснения»^[281]. Получается, что Джунковский неосознанно потакал росту недовольств и волнениям в армии.

Циркуляр об отмене военной агентуры был подписан 13 марта 1913 г. Однако провести его было крайне сложно. Вокруг осведомителей в армии разыгралась борьба, продлившаяся с начала марта до 10 апреля. Джунковский не мог не знать о личной нелюбви императора Николая II к агентуре и вообще к сыску в армии. По воспоминаниям Курлова, в 1909 г. «государь император воспретил секретную агентуру в войсковых частях, считая совершенно достаточным наблюдение со стороны подлежащего военного начальства»^[282]. Однако в жизнь приказ императора так и не был проведен из-за его необязательного характера и всеобщего понимания вредоносности такого запрета. Формальное основание снова возбудить вопрос о военной агентуре имелось. В первую очередь Джунковский вызвал к себе на устный доклад Белецкого, который сообщил об истории и направленности действий агентуры, отстаивая ее необходимость^[283]. По словам Джунковского, директор департамента полиции считал, что «без этого все у нас пропадет»^[284].

В начале марта Белецкий пишет письмо Сухомлинову. Проект письма был составлен еще 1 марта. Директор напоминает военному министру, что агентура существует с его согласия, и пытается привлечь его на сторону полиции, предлагая ограничить деятельность агентуры исключительно информированием и предупреждением военных^[285]. В то же время, 13 марта, после совещания с министром внутренних дел Маклаковым Джунковский подписывает циркуляр о запрете использования секретной агентуры в войсках. Однако циркуляр не был опубликован, то есть не получил юридической силы. Борьба только начиналась. Военная агентура существовала с письменного разрешения военного и морского министров, и без их согласия ликвидировать ее было невозможно. Сам Джунковский, рассказывая о реформе, позднее признавал: «Встретил я в этом направлении большой отпор, так как многие из военных лиц с этим не соглашались, – находили, что только при такой агентуре и можно еще следить, чтобы в войска не проникла пропаганда»^[286].