Книга на книжной полке - Генри Петроски Страница 3

Если мой гость составил мнение обо мне, посмотрев на книги у меня на полках, это подтверждает одну из моих гипотез: даже самые внимательные люди, которые смотрят на полезные предметы, не замечают инфраструктуру, которая эти предметы обслуживает. Мой гость ничего не сказал о самих полках, хоть я и пытался повести беседу в этом направлении. До самых верхних полок он не мог бы дотянуться, но и это не вызвало у заядлого критика всего на свете — от конструкции телефонных систем до расположения выключателей — никакой реакции. «Пыль и безмолвие верхней полки», о которых писал лорд Маколей ^[1], также не обсуждались. У установленной и нагруженной книгами полки нет ни подвижных деталей, ни какой-либо другой задачи, кроме как оставаться на своем месте и поддерживать ряд книг. Она похожа на обычный мост в сельской местности: для тех, кто ходит по нему каждый день, он есть, но его и нет. Однако если мост вдруг унесет наводнением, в округе только и будет разговоров, что о нем. Это вообще свойственно технологии: ее присутствие — в ее отсутствии.

Когда я начал работу над этой книгой, я стал видеть полки там, где я раньше видел только книги, но не все разделяли мое видение. Оказавшись на ужине у одного историка, который сам сделал у себя стеллажи во всю стену — как раз такие, чтобы на них было удобно хранить книги в мягкой обложке, их особенно много у историков, — я заговорил о книжных полках, на которые раньше, будучи у него в гостях, не обращал внимания. Сначала речь у нас зашла о гордости мастера (в самом деле, непросто соорудить такой стеллаж), а потом мы, конечно, переключились на более общие темы — книги и их расстановку по полкам. Я в то время много думал о том, как хранились книги в Средние века, и об эволюции книжных полок, поэтому после ужина вновь попытался завести разговор о полках. Мне было интересно узнать, что происхождение этих предметов не слишком хорошо известно даже историкам, особенно тем, кто не специализируется на Средних веках. Несколько месяцев спустя в беседе с профессором английского языка, который уже был пенсионером, я вновь убедился, что исследователи книг, занимающиеся более поздними периодами, далеко не всегда понимают, какова была физическая природа средневековых книг, и далеко не всегда знают, что их приковывали цепями к полкам.

Не только от ученых, но и от библиотекарей я услышал, что мало кто знает историю книги и ухода за ней, а также эволюцию мебели для хранения и демонстрации книг. Я не раз обращался к одному довольно старому труду — «Прикованной библиотеке» Бернетта Хиллмана Стритера. Уже само это название пробуждало любопытство у библиотекарей, к которым я обращался за этой книгой. Она вышла в 1931 году, и, судя по всему, в первые десять лет после этого читатели спрашивали ее регулярно, хоть и нечасто. Но последняя дата возврата, проставленная на библиотечной карточке, — 28 октября 1941 года. Судя по подписям на формуляре, который так и лежит в кармашке на заднем форзаце, эту книгу в одной из лучших исследовательских библиотек страны читало не больше десяти человек. По крайней мере, мне не удалось найти следов того, что в следующие десять лет ее заказали хоть один раз. Какова была ее судьба дальше, я проследить не могу, потому что в начале пятидесятых годов ХХ века учетные процедуры в библиотеках поменялись. С тех пор формуляр с отметками о возврате так и остался на заднем форзаце; это примета того времени, когда каждого, кто расписывался в формуляре, библиотекарь, вероятно, знал в лицо. Так или иначе, я понял, что то, о чем пишет автор «Прикованной библиотеки» (например, учет книгооборота, существовавший раньше), молодым библиотекарям, как правило, незнакомо. Моего интереса к истории библиотек они не разделяли — по крайней мере, интереса к библиотечной мебели и способам хранения книг.

Прочитав «Прикованную библиотеку», а до нее — фундаментальную работу по этой теме «Уход за книгами» Джона Уиллиса Кларка, я отправился в Библиотеку Бейнеке Йельского университета, где находится одна из лучших в мире коллекций редких книг. Эту библиотеку мне показал знающий и отзывчивый человек, но на вопрос, есть ли в библиотеке книги, на которых сохранились следы цепей, когда-то приковывавших их к полкам, он не сумел ответить. Впрочем, сотрудник библиотеки поискал в компьютерном каталоге слово «цепь». Многие результаты касались цепного стежка, которым сшивались старые переплеты, но было и несколько книг с отверстиями в обшитых кожей и украшенных орнаментом переплетных крышках, через которые когда-то проходила железная цепь. Согласно каталогу, в библиотеке также имелась по крайней мере одна книга с частично сохранившейся цепью. Я попросил, чтобы мне ее показали. Книга хранится в особом ящике; несколько тяжелых черных звеньев цепи лежат в отдельном отсеке, не там, где лежит сама книга: так кожа переплета не трется о железо. Сотрудникам библиотеки было так же любопытно взглянуть на этот артефакт, как и мне. Это только подтвердило мою уверенность в том, что нужно еще раз рассказать историю прикованной книги — ключевую для истории книжной полки. Дело не только в том, что она сама по себе интересна, но и в том, что это конкретный пример эволюции артефакта, на котором можно объяснить, как технология проникает в нашу культуру и меняет ее.

Вполне понятно, что большинство из нас больше думают о книгах, чем о полках. Но находились и те, кто отдал должное инфраструктуре. Так, Генри Баннер, много лет проработавший редактором в юмористическом журнале «Пак», писал: