Эпоха крайностей. Короткий двадцатый век 1914 - 1991 - Эрик Дж. Хобсбаум Страница 3

Взгляд с птичьего полета

сь, вследствие чего имели риалы напоминали о вче-ия вкраплены в структуру 'ельными знаками нашей венную и частную жизнь, эсто дата назначения Гит-нь в Берлине, когда пятна-)ащались домой из школы юбщавший об этом собы-яи.

е только для престарелых пара каждый, достигший зования и жизненного пу-се они коснулись нас в той л швам в конце igSo-x го-года в России. На всех нас ь о современной промыш-и «капитализм» и «социа-фугую. Термин «социали-ованной по образцу СССР, икой. Сейчас становится до некоторой степени ис-гнном историческом кон-просто представить себе, икации, более реалистич-,ия, Бразилия, Федератив-:сены в одну категорию, а региона, разрушившиеся «си Восточной и Юго-За-

ивычки и представления 'о победил во Второй ми-связан с ними, не только ! ись вычеркнуты из исто-в роли врага в мировом то может произойти с тетя, скорее веего, не в та-:ово одно из последствий является нетерпимость, гий, не считали мир дос-ществования с соперничающими светскими религиями. Религиозные и идеологические конфронтации, характерные для двадцатого столетия, выстроили баррикады на пути историка, главная задача которого состоит не в том, чтобы судить, а в том, чтобы понять даже то, что трудно постичь умом. Однако на пути этого понимания стоят не только наши страстные убеждения, ко и исторический опыт, который их сформировал. Первые легче преодолеть, поскольку известное французское выражение «tout comprendre c 'est toutpardonner» («понять—значит простить») верно далеко не всегда. Понять эпоху нацизма в истории Германии и соотнести ее с историческим контекстом не означает забыть о геноциде. Во всяком случае, тот, кто жил в этот необычный век, вряд ли сможет воздержаться от его оценки. Однако гораздо труднее его понять.

II

Как нам постичь смысл «короткого двадцатого века», т. е. периода с начала Первой мировой войны до развала Советского Союза, который, как мы можем видеть в ретроспективе, образует единую историческую эпоху, теперь подошедшую к концу? Мы не знаем, что придет вслед за ним и каким станет третье тысячелетие, хотя можем определенно сказать, что оно будет формироваться под влиянием двадцатого века. Однако нет серьезных сомнений в том, что в конце igSo-x и начале 199°'^х годов закончилась одна эпоха в мировой истории и началась другая. Это очень важно для современных историков, поскольку, хотя они могут строить предположения о будущем в свете своего понимания прошлого, их занятие совсем не похоже на работу букмекеров на скачках. Единственные скачки, на анализ которых они могут претендовать, уже выиграны или проиграны. Во всяком случае, достижения предсказателей за последние тридцать или сорок лет независимо от их профессиональной квалификации были столь ничтожны, что лишь правительства и институты экономических исследований все еще верят им или говорят, что верят. Возможно, со времен Второй мировой войны эти достижения стали еще меньше. В этой книге «короткий двадцатый век» по своей структуре напоминает триптих или исторический «сандвич». За «эпохой катастроф», длившейся с 194 года до окончания Второй мировой войны, последовал тридцатилетний период беспрецедентного экономического роста и социальных преобразований, который, возможно, изменил человеческое общество более кардинально, чем любой другой сравнимый по протяженности период. В ретроспективе его можно рассматривать как некую разновидность золотого века. Именно таким он и казался сразу же после своего окончания в начале 1970-* годов. В последние десятилетия двадцатого столетия началась новая эпоха распада, неуверенности и кризисов, а для обширных частей земного шара, таких как

16

Двадцатый век

Африка, бывший СССР и бывшие социалистические страны Европы,—эпоха катастроф. После того как на смену igSo-M годам пришли iggo-e, настроения тех, кто раздумывал о прошлом и будущем двадцатого столетия, можно было охарактеризовать как упаднические. В 199о-е годы стало казаться, что «короткий двадцатый век» двигался через недолгий период «золотой эпохи» по дороге от одного кризиса к другому в неизвестное и сомнительное, хотя и не обязательно апокалиптическое будущее. Что же до метафизических рассуждений о «конце истории», историки могут предсказать точно — будущее наступит. Единственным совершенно точным общим правилом в истории является то, что, пока существует человечество, она будет продолжаться. Соответствующим образом построено и содержание этой книги. Она начинается с Первой

мировой войны, ознаменовавшей крушение западной цивилизации девятнадцатого века. Экономика этой цивилизации была капиталистической, конституционные и правовые структуры— либеральными, облик ее основного класса—буржуазным, успехи в науке, образовании, материальном и нравственном прогрессе — выдающимися. Она являлась европоцентрической, поскольку именно Европа была колыбелью революций в науке, искусстве, политике и промышленности, ее экономика проникла в большинство стран земного шара, а солдаты завоевали и поработили их; ее население (включая широкий и все увеличивающийся поток европейских эмигрантов и их потомков) росло, достигнув наконец трети человечества, а ее главные государства образовали мировую политическую систему*.

Период с начала Первой мировой войны до окончания Второй мировой войны стал для этого общества «эпохой катастроф». На протяжении сорока лет оно переживало одно бедствие за другим. Бывали времена, когда даже трезвые консерваторы не надеялись на его выживание. Оно было расшатано двумя мировыми войнами, за каждой из которых следовали волны мировых восстаний и революций, приведшие к власти систему, претендовавшую на то, чтобы стать исторически неизбежной альтернативой буржуазному и капиталистическому обществу. Сначала эта система воцарилась на одной шестой части земного шара, а после Второй мировой войны охватила треть мирового населения. Огромные колониальные владения, созданные до «эпохи империи» и во время нее, расшатались и рассыпались в пыль. Вся история современного империализма, столь прочного и уверенного в себе в день смерти королевы Великобритании Виктории, длилась не больше человеческой жизни, например жизни Уинстона Черчилля (1874— 1965).

* Я постарался описать и объяснить развитие этой цивилизации в трехтомной истории «долгого девятнадцатого века» (с 178о-х годов по 1914 год), где поп^1тался проанализировать причин^:, приведшие к ее упадку. В этой книге время от времени, по мере необходимости, я буду обращаться к этим работам: «Эпоха революции, 1789—1848», «Эпоха капитала, 1848—1875» и «Эпоха империи, 1875—194^й-Взгляд с птичьего полета

17

Более того, беспрецедентный мировой экономический кризис поставил на колени даже самые развитые капиталистические экономики и, казалось, разрушил созданную единую универсальную мировую экономику—выдающееся достижение либерального капитализма девятнадцатого века. Даже США, которых обошли стороной войны и революции, казалось, были близки к краху. Во время упадка экономики фактически исчезли институты либеральной демократии, что происходило с 1917 по 1942 год почти повсеместно, кроме окраин Европы и некоторых частей Северной Америки и Тихоокеанского бассейна, по мере наступления фашизма и его сателлитных авторитарных движений и режимов.