Рожденная контрреволюцией. Борьба с агентами врага - Андрей Иванов Страница 3

Тем не менее своеобразным препятствием на этом пути было отношение высших государственных чиновников к борьбе со шпионажем. В частности, по мнению небезызвестного П. А. Столыпина, «контрразведка, в сущности, является лишь одной из отраслей политического розыска» ^[23]. Военные же вообще считали нецелесообразным выделение в структуре силовых ведомств самостоятельного контршпионского органа, так как военный контроль воспринимался лишь как одна из форм разведывательной деятельности ^[24].

* * *

Для разрешения возникших противоречий в 1908–1910 годах состоялись два межведомственных совещания, в ходе работы которых все же было принято решение о создании в Российской империи единого органа контрразведки, непосредственно подчиненного Военному министерству, а не МВД, как предлагалось изначально. Тем не менее из-за недостатка денежных средств и бюрократических проволочек ведомства по борьбе со шпионажем получили собственный правовой статус, штатное расписание и финансовое обеспечение лишь в 1911 году после утверждения начальником Генерального штаба Я. Г. Жилинским и новым военным министром В. А. Сухомлиновым «Положения о контрразведывательных органах» и «Инструкции начальникам контрразведывательных органов» ^[25]. Эти документы составили нормативно-правовую базу, на основе которой развернулось строительство контрразведывательных отделений (КРО) на территории Российской империи.

Согласно «Положению» 1911 года, руководство контрразведкой было возложено на особое делопроизводство при отделе генерал-квартирмейстера Главного управления Генерального штаба, а на местах — на штабы военных округов. Задачи нового ведомства состояли в «обнаружении, обследовании, разработке и ликвидации в кратчайший срок всякого рода шпионских организаций и агентов, тайно собирающих сведения о наших вооруженных силах и вообще всякого рода сведения военного характера, дабы воспрепятствовать этим организациям и агентам действовать нам во вред». Для исполнения этих функций из государственной казны ежегодно предполагалось выделять 583 500 рублей, то есть 27 % всех «секретных» расходов Военного министерства ^[26]. Немаловажно, что эти средства не подлежали государственному контролю.

Вместе с тем сторонникам «столыпинской» точки зрения все же удалось частично отстоять свои убеждения, поэтому начальниками новообразованных КРО стали назначать исключительно офицеров российской жандармерии ^[27]. Этот шаг был одновременно и попыткой решить остро стоявший кадровый вопрос — ведь в империи отсутствовала система подготовки контрразведчиков, а чины ОКЖ обладали достаточным опытом агентурной работы.

Впрочем, несмотря на это, численный состав контрразведывательных отделений все равно не выдерживал никакой критики. Например, штатная численность КРО штаба Иркутского военного округа составляла всего 12 сотрудников, причем в самом Иркутске контршпионажем занимались только 5 агентов, а остальные были весьма неравномерно разбросаны по территории Сибири, организуя агентурное наблюдение за 104 подозреваемыми в шпионаже лицами ^[28]. Видимо, именно ограниченность кадрового потенциала заставила местных контрразведчиков придерживаться тактики пассивного наблюдения за выявленными агентами.

Также к недостаткам принятых в 1911 году документов можно отнести и чрезмерную секретность военно-контрольной службы. Созданные на территории Российской империи одиннадцать КРО были очень сильно законспирированы, что жестко декларировалось «Инструкцией» их начальникам: «Необходимо принимать все меры, чтобы секретные агенты ни в каком случае не обнаруживали бы своего участия в работе контрразведки и никоим образом не выяснили своей роли на предварительном следствии и суде» ^[29].

Если обнаруживать иностранных агентов было действительно легче «из подполья», то возбуждение уголовных дел за шпионаж и ведение судебного разбирательства по этим делам без участия контрразведчиков было практически бессмысленно. Отчасти именно из-за этого большинство «шпионских» дел не доходило до суда, а запятнавших себя иностранных подданных просто высылали за пределы страны. Так, из 150 шпионов, выявленных контрразведкой Варшавского военного округа, осуждены были только 29 ^[30]. В Иркутском округе процент оказался еще ниже — из почти 50 подозреваемых, в конечном счете, перед судом предстал только один — японец Х. Кимуро ^[31].

Другой причиной малого количества судебных приговоров в отношении выявленных агентов были общие недостатки Уголовного уложения, на которые обратил внимание В. А. Сухомлинов в «Объяснительной записке к проекту об изменении действующих законов о государственной измене путем шпионства» от 3 марта 1912 года: «Наше уголовное законодательство дает возможность бороться не с самим шпионством, а лишь исключительно с его проявлениями — передачею и сообщением […] сведений о военной обороне государства». Настойчивость военного министра и его убежденность в своей правоте привели к тому, что Государственная Дума внесла соответствующие изменения в действующий законы уже через 5 месяцев — в июле 1912 года ^[32].

К главным положительным составляющим нормативных нововведений можно отнести более точную конкретизацию терминологического аппарата контрразведывательной работы. Так, шпионаж был отделен от неумышленного разглашения секретной информации, и уточнено определение сведений, составляющих военную тайну, — под ними понимались «сведения или предметы, касающиеся внешней безопасности России или ее вооруженных сил, предназначенные для военной обороны страны».

В целом можно заключить, что учреждение в 1911 году органов армейской контрразведки далеко не означало создания специализированной системы противодействия иностранному шпионажу. Во-первых, в Российской империи по-прежнему отсутствовал центральный аппарат управления военно-контрольной деятельности, координирующего борьбу с агентурой противника, но именно с момента утверждения «Положения о контрразведывательных органах» и создания КРО при штабах военных округов контршпионаж в России становится самостоятельным видом государственной деятельности.