Хроника рядового разведчика. Фронтовая разведка в годы Великой Отечественной войны. 1943-1945 гг - Евгений Фокин Страница 3

По-отечески положив взводным руки на плечи, ротный что-то стал доверительно объяснять, а потом с каждым из них прошел по отведенному рубежу обороны и дал конкретные указания на местности, где рыть стрелковые окопы. В начале войны он служил в пехоте и по этой части иногда, хоть и не назойливо, но опекал молодых взводных.

Теперь нам стало ясно, что разведроте предстоит оборонять участок местности, идущий вверх от оврага, через шоссе, а затем вдоль канавы, общей протяженностью около километра. Мы понимали, что для роты это многовато.

На правом фланге обороны командир посоветовал использовать заранее отрытые, видимо еще в апреле — мае, позиции для противотанковой артиллерии, с ровиками для укрытий расчета и техники.

Приказ ротного был краток: «Вгрызаться в землю». Работа закипела. Ядру разведроты, прошедшему через окопы Сталинграда, не надо было объяснять о необходимости не только окопаться, но и зарыться в землю. Эту азбуку они познали на горьком опыте.

— Товарищ старший сержант, — обратился я к Дышинскому, — разрешите нам с Канаевым общую ячейку отрыть?

— Добро, коль вы такие неразлучные, — бросил он на ходу, пряча улыбку, — но помните: надо не просто окопаться «абы как», а зарыться основательно.

Несколько месяцев назад, будучи курсантами военного училища в Подмосковье, мы окапывались. Но то были учебные бои. А теперь предстоял настоящий бой. Конечно, приобретенный опыт пригодился. Правда, скоро спины гимнастерок стали темными, но мы, не сбавляя темпа, с ожесточением одолевали неподатливую, твердую, как камень, ссохшуюся землю.

— Надо по науке окапываться. Чем черт не шутит? Может, в этом окопе и воевать придется, — философски изрек Канаве. Он был чуть ниже меня ростом, но коренастее, проворнее. Весельчак, энергия в нем так и бурлит, ища выхода.

— О чем речь, — поддержал его я, — постараемся. Иногда, поднимая голову, чтобы вытереть пот с лиц а, я видел сосредоточенные лиц а Олега Алиева, Ивана Пратасюка, слева ближе к шоссе — замполита роты лейтенанта Халецкого.

— Отдохни, Иван, — подзадоривает белозубой улыбкой Олег Алиев Пратасюка, который без отдыха, не разгибаясь, вгрызается в землю, — а то похудеешь.

А у того лицо суровое, нахмуренное, губы сжаты.

— Похудел бы, да некуда, — нашел силы отшутиться Иван, вытирая со лба пот и отбрасывая челку чуба. — На «передке» много не накопишь. Сейчас я принял спортивный вид. Вот до войны я был что надо. Друзья утверждали, что у меня щеки просматривались со спины.

— Это плохо. Так вредно.

— Конечно, плохо. От харчей старшины Колобкова взбрыкивать не будешь.

Я видел, как по-разному работали ребята: если Пратасюк сосредоточенно, методически долбил ссохшуюся землю, то Алиев прямо-таки с яростью орудовал малой саперной лопатой.

Хоть и не любил Олег, как он выражался, копаться в земле, но теперь работал в каком-то бешеном темпе, почти не разгибаясь и не останавливаясь. И только когда отрыл окоп и закончил маскировку, улыбнулся маслянисто-черными, слегка навыкате глазами и ослепительно белыми зубами, один из которых желтел золотой коронкой. Потом закурил, блаженно откинулся на спину и принялся теперь подшучивать над Пратасюком, который явно отставал.

— Ну, как там у вас? — поинтересовался, оторвавшись от работы, вытирая со смуглого, продолговатого лица обильные капли пота Женя Кононов, прозванный всеми Машинистом, так как до войны работал на углеподъемном кране. Он был сухопарым, жилистым, по характеру открытым и прямолинейным. — Мы с Сергеем скоро закончим.

— Мы тоже не лыком шиты, — отшутился Канаев, — за нами дело не станет.

Первый взвод в основном разместился в заранее отрытых щелях и ровиках, сумев быстро переоборудовать их, замаскировать, и теперь пришел на помощь нашему взводу. Вскоре окапывание закончили и мы.

— Ну, как вы тут устроились — обжились? — спросил, подойдя к нам, Дышинский и, присев на корточки, начал деловито осматривать наш окоп, маскировку. — Вроде неплохо. Но бруствер не делайте высоким, землю разбросайте ровненько, чтоб он не выделялся, не лез в глаза. Маскировку подправьте. Принесите две-три пригоршни пыли, и бруствер станет тоже серым. А то, что из-под ног убрали все в ниши — молодцы. Под ногами ничего не должно быть лишнего. Плохо, что нет у нас противотанковых гранат, — с сожалением закончил помкомвзвода и направился дальше, к другим окопам.

Да, противотанковых гранат у нас не было. Все наше вооружение состояло из двух трофейных пулеметов, винтовок, автоматов. Ручных гранат и тех было только по четыре штуки. Хорошо, что патронов было много.

Время шло. В небе снова появился немецкий воздушный разведчик. Недолго покружившись над нами, улетел. И едва он скрылся за зыбкой, дрожащей от жары кромкой горизонта, как появились, натужено гудя моторами, вражеские «Юнкерсы».

Гигантский клин захватил почти полнеба. Их назойливое, с подвыванием «ве-зу-у, ве-зу-у» сотрясало окрестности. Двенадцать бомбардировщиков, отвалив от общего косяка, устремились к селу и, как прежде, покружив над ним, выстроились в воздушную карусель и с пикирования принялись бомбить еще горевшее Шляхово.

Лежа на спине, мы наблюдали, как бомбардировщики входили в пике, как от их брюха отделялись черные точки, которые быстро превращались в огромные зловещие капли и с раздирающим душу визгом устремлялись к земле. В селе снова загрохотали взрывы бомб, разбрасывая полусгоревшие бревна домов, швыряя плетни и валя деревья.

Остальная часть самолетов прошла на восток и где-то за ближним леском тоже сбросила свой смертоносный груз. Надсадный рев моторов, грохот разрывов бомб слились в единый гул.

После вторичного воздушного нападения от Шляхова остались только головешки да обгорелые печные трубы, с немым укором, словно прося возмездия, взиравшие в небо.

Село выгорело почти дотла.

Тихо. Ни дуновения ветерка. В деревьях и кустах, запутавшись, стоял дым, который иногда прорывался завесой к нам.

Едва скрылись на западе бомбардировщики, как до нас докатился приглушенный, словно идущий из недр земли, мощный гул моторов, который хоть и медленно, но все нарастал и неотвратимо приближался. И вот из-за пологого, подернутого колеблющейся сизой дымкой водораздела стали словно выплывать и спускаться все новые и новые вражеские танки. Томительное ожидание неизвестности кончилось. Предстоял бой. И этот мой первый в жизни бой навсегда остался в памяти.

— Танки! Танки! — изумленно послышалось из наших окопчиков.

Танки завладели вниманием всех разведчиков. Они шли правее шоссе, по фронту около 700–800 метров. Стальные чудовища двигались размеренно и не спеша, все выползая и выползая из дрожащей на горизонте синевы, строго соблюдая равнение и интервалы. И ни одного выстрела! Люки машин были открыты, над башнями поблескивали шлемы танкистов. Казалось, они были заранее уверены в победе и готовы отпраздновать ее и на это т раз. Впереди шли тяжелые танки, незнакомые нам по плакатам. Как после стало известно — это были «Тигры». Четырнадцать таких танков шли прямо на нас.