Пиросмани - Эраст Кузнецов Страница 3

Правда, эта дата опровергается другим документом, по которому Пиросманашвили Николай Асланович, двадцати двух лет, в 1873 году не был включен в камеральное описание по селу Мирзаани ввиду его «перечисления в Тифлис». Из этого как будто следует, что он родился в 1851 году. Скорее всего, произошла какая-то ошибка.

Но никаких документов, более точно удостоверяющих его рождение, пока не найдено ^[7]. Это очень странно, потому что он не был безродным подкидышем, родители его были не последние люди и родился он в большом селе ^[8].

Село это называется Мирзаани, расположено оно на склоне Гомборского хребта, в Кизики — восточной части Кахетинского края. Грузия невелика, но разнолика; каждая ее область не похожа на соседнюю, и грузины, населяющие эти области, отличаются друг от друга не только не меньше, но даже больше, чем вологжанин от орловца, — порой они даже говорят на разных языках. Разница природных условий, то место, которое уготовила каждому многовековая и трудная история, сформировали эти различия. Лихский хребет делит Грузию на Западную и Восточную, и устойчивая традиция отделяет бойкого западного грузина от сосредоточенного восточного. Но в Западной Грузии отличаются друг от друга имеретины, мегрелы, гурийцы, уже не говоря о сванах или аджарцах; в Восточной — карталинцы, кахетинцы.

Тип кахетинца словно вбирает в себя особенности широкого и сильного восточногрузинского характера. Кахетинец трудолюбив, немногословен и горд. Кахетинец непременно подумает, прежде чем ответить, хотя бы вопрос касался самого известного. Имеретин ответит на любой вопрос, даже если не знает предмета. Кахетинцы, с точки зрения имеретина, угощать не умеют — просто выставляют все на стол. Имеретины сумеют угостить даже тогда, когда угощать нечем.

Традиционное различие Запада и Востока, представляющих, в сущности, разные грани целостного национального характера, прошло через весь жизненный уклад грузин, отпечатываясь и в значительном, и в частном. Разные дома, разный говор, разные пристрастия, разные песни: протяжно-серьезные, создающие ощущение цельности и мощи, — в Кахети, и переливчатые, изысканные до щегольства, — в Имерети. Кахетинская хашлама (то есть куски мяса, отваренного без затей), пленительная своей свежестью и добротностью, покажется простоватой имеретину, изощряющемуся в кулинарных тонкостях, смакующему ароматы соусов и приправ. С первого взгляда отличишь чурчхелу, изготовленную в Кахети, — толстую, грубоватую, даже неуклюжую, начиненную крупными кусками грецких орехов, от имеретинской — набитой ровными круглыми ядрышками лесных орехов, тонкой, золотистой, гибкой.

«Боже мой, Тициан! У вас в Имерети даже буйволы какие-то легкомысленные, разве у нас в Кахети такие буйволы?!» — шутливо пеняла Тициану Табидзе его жена.

Кизики — самая примечательная часть Кахети. «Здесь никогда не было крепостного права. Кахетинец вообще твердого характера. Кизикиец завершает этот тип. Издревле зовется “буйволиной” эта страна» ^[9]. Буйвол — животное сильное и работящее, терпеливое и спокойное. Но, преодолевая препятствие, он становится бешеным и способен все смести с дороги.

Кахети — край Восточной Грузии. Кизики — край Кахети.

Мирзаани — край Кизики. Это край всей Грузии.

Мирзаани было селом большим и богатым. Сто лет назад в ней насчитывалось до тысячи семей. Род Пиросманашвили был одним из самых обширных. И сейчас в селе можно повстречать дальних родственников художника, а еще в начале XX века, по свидетельствам современников, сохранялось 40 семей, носящих эту фамилию.

Разнобой в написании фамилии художника часто вызывает недоумение. По-разному его называли: то Пиросманашвили, то Пиросманишвили, то просто Пиросмани или Пиросмана, или даже совсем коротко — Пиросман. Следует категорически заметить, что подлинная его фамилия — Пиросманашвили; ею подписаны его картины, она фигурирует в документах, ее носят дальние родственники художника, живущие в Мирзаани по сей день. Написание «Пиросманишвили», бытовавшее одно время в литературе и, к счастью, сейчас почти выветрившееся, — неверно. Совсем неверны и «Пиросман», и «Пиросмана», возникшие на том основании, будто именно так подписаны некоторые его работы. Но это явное недоразумение, потому что Пиросманашвили сплошь и рядом попросту недописывал фамилию, обрывая ее совершенно произвольно (явление, которое могло бы заинтересовать графолога), и среди его подписей на картинах можно увидеть и «Пиросманшв», и «Пиросманаш», и «Пиросмана», и «Пиросман», и даже «Пирос». Только за «Пиросмани» сохранилось право на существование как поэтически сокращенного прозвища, соответствующего строю грузинского языка ^[10] и широко распространенной среди грузин привычке употреблять в быту разнообразные прозвища. Это имя, наконец, освящено традицией общения с ним знавших его людей.

На краю деревни сейчас пустырь. Раньше здесь стоял дом Аслана Пиросманашвили и его жены Текле, урожденной Токликашвили. Рядом и теперь растет старое тутовое дерево. Неподалеку — место, где был виноградник семьи.

Об Аслане Пиросманашвили существует несколько преданий. Уже не понять — родила ли их сама жизнь или потомки почтили запоздалой благодарностью отца своего знаменитого земляка. По одному из преданий, Аслан отличился в бою с лезгинами, похитившими мирзаанских детей. За это деревня пожертвовала ему участок земли на заросшем лесном склоне. Участок и называется «тень Аслана».

Очевидно, благодарность односельчан плохо защищала в жизненной борьбе. Во всяком случае, не от добра Аслан Пиросманашвили — настоящий кахетинец, работящий и умелый крестьянин с репутацией отличного садовода — был вынужден покинуть родное село. Земля кормила плохо, а на руках была семья — по деревенским понятиям не такая уж большая, но все-таки не такая и маленькая: старшая дочь Мариам, сын Георгий, дочь Пепуца и самый младший, поздний сын — Нико; ему было тогда не более двух-трех лет.

Семья перебралась в Шулавери — центр Борчалинского уезда, большое и богатое село в пятидесяти одной версте к югу от Тифлиса. Здесь в имении «Иверия», принадлежавшем некоему Ахверди Калантарову, Аслан Пиросманашвили нанялся смотреть за виноградником. Самого Ахверди Калантарова тогда уже не было в живых, и хозяйство вела его вдова, престарелая Эпросине Калантарова, со своими многочисленными детьми — тремя дочерьми и троими сыновьями.

Несчастья не оставляли семью Пиросманашвили. Внезапно умер старший сын Георгий — ему исполнилось 15 лет, он уже был работник, а не лишний рот. Еще через два-три года, осенью 1870-го, умер отец. Вслед за ним умерла и мать — от горя, как вспоминают.