Женщины Великого века - Жюльетта Бенцони Страница 3

– Не бойтесь, сударыни, – произнес он приятным голосом, слегка приглушенным бархатом маски, – вам не причинят никакого вреда.

Несмотря на это заверение, дамы Мирамьон сочли необходимым оказать отпор и стали защищаться с такой яростью, что братья Бюсси были вынуждены прибегнуть к силе. Трое из их людей бросились на несчастных женщин, однако это не помешало старшей Мирамьон выхватить шпагу у одного из них и нанести удар. Несчастный с пронзенным легким упал как подкошенный. Тем не менее нападавшие одержали верх. Дверца вновь была закрыта, и карета, в которой двое из похитителей крепко держали пленниц, сопровождаемая ехавшими верхом братьями Бюсси, поспешила укрыться под мрачным пологом Булонского леса. В те времена это был самый настоящий лес – обширный и дремучий, где бандиты всех мастей могли легко найти убежище. Решено было направиться к Обервилю и Пантену, а потом выехать на дорогу, ведущую в Санс.

Заметим, что госпожа де Богарне-Мирамьон оказалась дамой не робкого десятка – был еще порох в пороховницах. Пока ее испуганная невестка, вжавшись в угол кареты, молилась, она притиснулась к дверце кареты и, несмотря на все усилия охранника, завопила что было мочи:

– Я – госпожа де Мирамьон! Госпожа де Мирамьон! Эй, кто-нибудь! Дайте знать моим родным, что нас похитили бандиты!

Несчастный, которому довелось ее сторожить, просто не знал, что делать. Наконец он заставил бунтарку замолчать, освободив ей руки. Однако пожилая дама не замедлила этим воспользоваться: через окошко кареты (ручки дверей были выломаны во время жаркой схватки) она принялась бросать серебряные монеты, которые привлекли местных крестьян, вызвав у них множество вопросов. Ги де Рабютен счел необходимым дать объяснения:

– Бедняга обезумела, вот мы и везем ее в приют для умалишенных!

Но этого оказалось мало, чтобы удовлетворить любопытство зевак. И поскольку после смены лошадей в Мо госпожа де Мирамьон продолжала кричать, сопровождающий решил прибегнуть к последнему средству.

– Довольно! – резко проговорил он. – Кучер, стой! – И когда карета остановилась, он открыл дверцу и буквально выволок наружу непокорную старуху. – Поверьте, сударыня, – сказал он уже мягче, – я в отчаянии, что вынужден так поступить, но для нашего общего блага мне придется пойти на жесткие меры.

И прежде чем она это осознала, почтенная дама оказалась в одиночестве посреди дороги, в то время как карета помчалась дальше, вздымая клубы пыли.

Тем временем вторая пленница, одна в компании двух стражей, уже готовилась к скорой смерти. При виде мрачных башен резиденции Лоне ужас почти парализовал ее, и когда карета остановилась, она продолжала сидеть, сжавшись в комочек, полуживая от страха.

Однако вскоре перед ней предстал не палач, а приятного вида молодой человек, смотревший на нее с улыбкой, на запыленном камзоле которого были знаки отличия Мальтийского ордена. Он склонился перед ней в низком поклоне, едва не подметая красными перьями шляпы выложенный плитами двор, затем любезно предложил пленнице покинуть карету, шутливо поздравив ее с благополучным прибытием. Но невольная путешественница наотрез отказалась выходить.

– Я не двинусь отсюда, сударь, – произнесла она дрожащим голоском, – и если вы дворянин, то потрудитесь объяснить, прежде чем вы отправите меня домой, почему со мной так жестоко обошлись, – чем скорее, тем лучше!

Эти полные достоинства речи вызвали лишь снисходительную улыбку на губах Ги.

– Полноте, сударыня! Здесь кроме нас никого нет. Не будем продолжать ломать комедию.

– Комедию? Что за комедия?

– Комедию с похищением. Разве вы не пришли с моим счастливцем братом к согласию, чтобы ускорить свадьбу, которой противились ваши родители?

– С вашим братом? Свадьбу? Да вы просто сумасшедший! Кстати, кто вы и кто он, ваш «счастливец брат»?

Ги впервые почувствовал беспокойство, начав подозревать, что Роже могли ввести в заблуждение. Он назвал свое имя и титул, прибавив:

– Кажется, я начинаю верить, сударыня, что произошло недоразумение, но умоляю вас поверить в чистоту и благородство наших намерений.

Мария, однако, была слишком напугана, чтобы смягчиться от его любезностей.

– Не желаю ничего слышать! – воскликнула она. – Вы – просто бандиты с большой дороги! Что до вашего брата, то я не собираюсь с ним знакомиться. Он может быть только отъявленным мерзавцем!

– И все же вы с ним познакомитесь, сударыня, – раздался спокойный, полный достоинства голос графа, который только что подошел. – Если я виноват перед вами, то найду способ все исправить. Но для этого, по крайней мере, вам придется меня выслушать. Соблаговолите последовать за мной. – И он протянул ей руку.

Укрощенная вопреки собственной воле его властным тоном, молодая женщина положила дрожащую ручку на предложенную ей руку графа и дала увести себя в большую залу, где уже был сервирован стол. Но она отказалась выпить даже стакан молока.

Объяснение было долгим и нелегким. С детским упрямством госпожа де Мирамьон отрицала все, что утверждал ее собеседник, и не переставала повторять:

– Я хочу умереть! Хочу умереть!

Скорее всего, у нее была навязчивая идея смерти, что, впрочем, не исключало искренности, так как в неумеренной любви к Богу и своей вере она всегда желала как можно раньше воссоединиться с Господом.

В этом диалоге глухих невозможно было к чему-то прийти. Поняв, что он пошел по ложному пути и женщина не мечтает ни о любви, ни о браке, а намерена полностью посвятить себя Богу, Бюсси вынужден был признать, что проиграл, и прекратил настаивать. Поступив как истинный рыцарь, он извинился и отправил восвояси ту, на которой так пылко жаждал жениться.

Единственным его утешением в момент прощания было то, что в глазах своей жертвы он заметил едва промелькнувшую искорку нежности, а возможно, и сожаления.

Ему больше никогда не доведется встретиться с Марией де Мирамьон. Позднее она раздаст все свое богатство бедным и станет ученицей и последовательницей преподобного Викентия ^[5], основав религиозную общину мирамьонок, названную так в ее честь.

Что до Бюсси-Рабютена, то перед ним откроется блестящая карьера: смелая, дерзкая, отмеченная победами над прекрасными женщинами, – которая сделает его сначала генерал-лейтенантом королевской армии в Ниверне, потом – главнокомандующим легкой кавалерии, затем приведет его во Французскую академию и лишь в конце будет омрачена ссылкой. Но всегда он будет чувствовать легкую грусть, услышав имя Марии де Мирамьон – его не оставит ощущение, что, возможно, этой женщине он хранил бы верность. Во всяком случае, о Бюсси не перестанут еще долго и много говорить…