Мемуары фрейлины императрицы. Царская семья, Сталин, Берия, Черчилль и другие в семейных дневниках трех поколений - Игорь Оболенский Страница 3

Женитьба на моей матери, княжне Дадиани из Мигрелии, чьи предки были христианами с IV века, конечно же изменила взгляды моего родителя.

Я родилась на Кавказе, в Лихнах, в Абхазии – в стране, которой владел мой отец. Территория Абхазии простирается на 150 верст вдоль юго-восточного побережья Черного моря, от крепости Гагры до порта Поти. Природа одарила мою родную землю всей своей красотой: лесными долинами и холмами, горными реками и снежными вершинами. По климату она схожа с Французской Ривьерой, апельсиновые деревья растут там прямо на открытом воздухе.

Столица Абхазии Сухуми великолепно расположена в бухте, которая имеет много общего с бухтой Неаполя. К востоку располагается живописный монастырь Новый Афон, названный так, чтобы его можно было отличить от монастыря на горе Афон в Македонии.

Основателем Нового Афона стал монах с горы Афон, который по приказу своего духовного отца взял столько золота, сколько мог унести, добрался до Кавказа и в месте, где жили и умерли святой Симон Кананит и святой Андрей, построил монастырь. Могилу святого Симона и сегодня показывают посетителям. Предание гласит, что наш Господь тоже посещал это место, где произнес проповедь, запись которой хранится в монастыре.

Возвращаюсь к моему детству. Я была самой младшей из семерых детей: троих мальчиков и четырех девочек. Моя мама была очень красивой. Но я ее едва помню, так как она умерла, когда мне исполнилось три года. Она была самой младшей из двадцати четырех детей у своих родителей.

Мне рассказывали, что моя мать была очень набожной. Даже когда они с отцом ездили на отдых в Карлсбад, их сопровождал священник.

Иногда на ее поступки оказывали влияние сны. Так, однажды во сне к ней явилась Дева Мария и сказала, что оставила свое веретено в церкви в Моквах. Тогда эта церковь находилась в плохом состоянии и была почти разрушена. Мама сказала, что если она правильно поняла свой сон, то найдет в этой церкви веретено. А затем восстановит храм.

Веретено действительно было найдено, и церковь восстановили. Правда, моя мама умерла до того, как все работы были закончены. Ее похоронили в этой церкви.

Спустя какое-то время мой отец переходил вброд речку Моква возле той самой церкви и нашел на дне икону святого Георгия [2], побеждающего дракона.

Мой отец был намного старше моей матери. Перед тем, как встретить ее, он был помолвлен на другой княжне из рода Дадиани. Но помолвка с той дамой была резко разорвана.

Причиной стало отношение родителей девушки к ее жениху. Тот, будучи натурой довольно импульсивной и горячей, отправился навестить родственников своей невесты, взяв для них много подарков. Но прием, который ему оказали, был вовсе не таким теплым и ласковым, какого он ожидал и на который, как ему казалось, имел право.

Отец тут же развернулся, покинул дом Дадиани и вернулся в Абхазию.

Вскоре после этого он встретил мою мать, княжну Александру Дадиани, очень милую девушку. Их встреча состоялась в доме ее тетки, княгини Кессарии Шервашидзе. Отец тут же влюбился в маму и очень скоро стал ее мужем.

Сегодня я – единственный член нашей семьи, который еще жив.

Одно из моих детских воспоминаний связано с Очамчири, маленьким абхазским городком в 24 верстах от порта Поти.

Там я жила у своей молочной матери. Ее дом был построен из дерева и стоял на каменном фундаменте, который поднимался на несколько футов от земли. На балкон, окружавший первый этаж, вела лестница. По ней можно было попасть в жилые помещения. Обстановка была самой простой и состояла в основном из низких деревянных диванов. Они были покрыты красивыми дорогими коврами, на которых лежали подушечки, обтянутые полосатым бархатом с шелковыми кистями. Ночью эти диваны выполняли функцию кроватей.

Помню, я заболела, и меня уложили в гамак, подвешенный к потолку. Кормили меня из серебряной чашечки, которая интересовала меня куда больше, чем то, что в ней находилось.

Моя молочная мать, бывшая мусульманкой, дала клятву, что, если я поправлюсь, она примет православие. Когда я выздоровела, женщина сдержала свое слово.

Традиции поручать детей заботам молочных матерей часто преследовали идею воспитать у малышей добрые отношения с другими семьями. И очень часто связи между молочными родителями и их воспитанниками были гораздо крепче, чем между кровными родственниками.

Сыновья моей молочной матери, княгини Анчабадзе, имели самое непосредственное отношение к организации беспорядков в Абхазии. Это и стало главной причиной, по которой отец отдал меня на воспитание именно в эту семью.

Между нами сложились такие отношения, что, когда я вернулась на родину после тридцати пяти лет вынужденного отсутствия, мои молочные родственники встретили меня как самую дорогую родню.

Моей молочной матери, когда я совсем крохой поступила к ней, было уже за шестьдесят. Я очень полюбила эту женщину. И навсегда запомнила ее глаза, которые мгновенно приобретали теплоту и нежность, едва видели меня.

Кормилица очень переживала, что, когда я вырасту, многие будут мне завидовать.

Самым частым занятием, за которым я ее запомнила, была молитва.

Дочь моей молочной матери ухаживала за мной, пока я не начала бегать.

У меня до сих пор во рту вкус молока из груди моей няни, который не сравнится ни с какими сливками с медом.

Забота обо мне была поистине великой. Когда во время переезда из зимней квартиры на летнюю мы сделали привал, то мужчина, переносивший мою люльку, сам лег на влажную землю, а колыбель поставил себе на грудь.