Хозяин морей. На краю земли - Патрик О'Брайан Страница 3

— Возможно, — начал было мистер Покок, но в тот же миг был оглушен диким ревом горнов. Подойдя к кормовому балкону, он воскликнул: — Господи помилуй, посланник султана уже отчалил.

— Чтоб его приподняло и хлопнуло! — рявкнул адмирал, сердито посмотрев на хронометр. — Пусть проваливает ко всем… Нет, мы не должны обижать мавров. На Обри времени у меня не будет. Прошу вас, мистер Ярроу, извинитесь за меня, дескать, force majeure [3]. Будьте настолько любезны, пригласите его на обед, пусть он захватит с собой доктора Мэтьюрина. Если это их не устраивает, пусть приходят завтра утром.

Их, как на грех, это не устраивало. Обри был бы и рад снять с души камень, но он никак не мог явиться на обед к главнокомандующему именно сегодня, поскольку был намерен отобедать с дамой. При первых словах Джека Обри, обращенных к мистеру Ярроу, брови начальника тыла полезли на лоб, прикрытый ночным колпаком. Единственное удобоваримое оправдание того, что Джек вел себя как дерзкий, всем недовольный упрямец, заключалось в словах начальника тыла флота, чьи брови постепенно заняли прежнее положение:

— Мне бы, пожалуй, тоже хотелось оказаться за одним столом с настоящей дамой. Хотя я и получаю контрадмиральское жалованье, после Мальты я не встречал ни одной дамы: жена боцмана, как вы понимаете, не в счет. А из-за этой окаянной инфлуэнцы и необходимости служить образцом добродетели для своих подчиненных думаю, что, увы, вряд ли увижу хоть одну женщину, прежде чем мы бросим якорь в Большой гавани. Какое это утешение, Обри, когда ножки твоего стола дополняются дамскими.

В душе Обри был совершенно согласен с начальником тыла. На суше он был тем еще сердцеедом, что не раз служило причиной крупных неприятностей: очень уж он любил ощущать под столом женские ножки. Но в отношении именно этих ножек (необычайно изящных) и именно этого обеда он испытывал некоторую тревогу; тревога эта угнетала его ум и мешала проявить присущую ему жизнерадостность Дело в том, что Лору Филдинг, даму, о которой шла речь, он доставил на борту своего корабля из Ла-Валлетты в Гибралтар. При обычных обстоятельствах было бы вполне прилично и естественно перевезти жену сослуживца из одного порта в другой. Однако обстоятельства были далеки от обычных. Миссис Филдинг, по происхожденью итальянка, эффектная дама с темно-рыжими волосами, появилась на палубе глубокой ночью в самый ливень без всякого багажа, в сопровождении Стивена Мэтьюрина, который никак не пожелал объяснить ее появление на судне и только заметил, что от имени капитана Обри он обещал доставить ее в Гибралтар. Джек, зная, что его близкий друг и его судовой врач доктор Мэтьюрин прочно связан не только с военно-морской, но и с политической разведкой, не стал задавать лишних вопросов, принимая сей дар судьбы в юбке как неизбежное зло. Но зло весьма значительное, поскольку молва связала имена Джека и Лоры, когда ее муж находился в плену у французов.

Однако в данном случае дым был без огня. Хотя Джек и начал строить куры, на Лору это не произвело должного впечатления. Тем не менее сплетни долетели до Атлантического океана, где сбежавший из плена муж Лоры, лейтенант Филдинг, коротал время на борту корабля Его Величества «Нимфа». Будучи чрезвычайно ревнивым по природе, он тотчас поверил этому слуху. Следом за «Сюрпризом» Филдинг прибыл в Гибралтар, накануне вечером сойдя с бомбометного судна «Гекла». Узнав об этом, на следующий день Джек тотчас направил чете приглашение на обед. Однако, несмотря на любезную записку от Лоры, принявшей приглашение, он отнюдь не был убежден в том, что не окажется в неловком положении, когда в половине третьего примет гостей.

Высадившись у таверны «Необструганный флагшток» незадолго до полудня, Джек отправил свой разъездной катер на «Сюрприз», еще раз втолковав старшине-рулевому, как должны держать себя матросы, которым придется обслуживать гостей за обедом. В сущности он мог этого не делать. Хотя на флоте зачастую приходилось довольствоваться солониной и морскими сухарями, на фрегате знали толк в благородном обхождении; у каждого офицера и гостя во время обеда за спиной стоял вестовой, чем могли похвастать лишь немногие отели.

Заметив, что «Пэрейд» почти пуст, Джек зашагал к саду Аламеда, намереваясь отдохнуть на скамье под драконовым деревом. Он не стал возвращаться на корабль не только потому, что ему было больно видеть свой обреченный на списание фрегат. Несмотря на все попытки Джека помешать этому, горькая весть о судьбе корабля стала общеизвестна, так что «Радостный Сюрприз», как любовно называли корабль на флоте, вызывал теперь совсем не радостные чувства. Дружная семья из двухсот человек должна была распасться, и, думая об этом, Джек испытывал горечь потери — отборная команда в совершенстве изучивших свое ремесло моряков, многие из которых плавали вместе с ним уже много лет, а некоторые, как то: старшина рулевых, буфетчик и четверо гребцов — служили вместе с капитаном со времени получения им своего первого корабля. Они притерлись друг к другу, привыкли к своим офицерам, это был экипаж, где наказывали чрезвычайно редко, дисциплину там не надо было вколачивать палкой, поскольку каждый знал свое место, где мастерство канониров и знание морского дела стояли на непревзойденной высоте. И эту команду, которой цены нет, погубят, разбросав по двум десяткам судов. Что же касается офицеров, то они могли и вовсе очутиться на берегу, оставшись не у дел только потому, что двадцативосьмипушечный «Сюрприз» водоизмещением в 500 тонн был слишком мал по нынешним меркам. Вместо того чтобы увеличить экипаж и перевести его целиком на более крупный корабль, скажем тысячетонный тридцативосьмипушечный «Блекуотер», обещанный Джеку Обри, команду расформируют, а обещанного придется ждать три года, как уже не раз бывало. «Блекуотер» получил по протекции капитан Ирби, а Джек, так и не научившийся обивать нужные пороги, совершенно не был уверен в том, что получит очередной корабль. Он не был уверен вообще ни в чем, кроме того, что ему предстоит получать половинное жалованье, по полгинеи в сутки, и выплачивать при этом целую гору долюв. Высоту этой горы он никак не мог определить, несмотря на отменное знание навигации и мореходной астрономии, поскольку его дела вели разные адвокаты, у каждого из которых было свое представление о степени финансового неблагополучия капитана. Эти невеселые мысли прервало чье-то деликатное покашливание, а затем почтительное приветствие:

— Капитан Обри? Сэр, добрый день. — Подняв глаза, Джек увидел высокого худощавого мужчину лет тридцати-сорока, приподнявшего треуголку. На нем был потертый мундир мичмана с некогда белыми лацканами, пожелтевшими на солнце. — Вы меня не помните, сэр? Моя фамилия Холлом, я имел честь служить под вашим началом на борту «Лайвли».

Ну конечно же. В начале войны несколько месяцев Джек Обри исполнял обязанности командира «Лайвли». Там он и повстречал растяпу мичмана с такой фамилией — тот был помощником штурмана. Служил Холлом в этой должности недолго, так как занедужил и был переведен на госпитальное судно. Никто его уходом не огорчился, за исключением, пожалуй, учителя гардемаринов, тоже мичмана в годах, и седовласого капитанского писаря, которые составляли отдельный кружок, державшийся в стороне от шумливой кучки юных мичманов. Насколько Джек помнил, никаких грехов за Холломом не наблюдалось, но не было у него и особых достоинств. Он принадлежал к породе вечных мичманов, которые махнули рукой и на себя и на свое ремесло; Холлом не горел желанием совершенствоваться в мореходных науках или артиллерии, не умел ладить с нижними чинами, что особенно ценят в мичманах командиры.