Драма династии Стюартов - Людмила Ивонина Страница 29

В феврале 1626 года, сразу после коронации, нужда в деньгах снова вынудила Карла созвать парламент, который оказался настроен крайне оппозиционно и подверг острой критике неудачи на море. Парламентарии были убеждены, что они стали следствием коррумпированности правительства и некомпетентности командования. Непомерно тяжелые налоги и поборы, военные постои в домах обывателей сеяли недовольство среди англичан. Палата общин хотела получить от короля гарантии прав подданных, требуя отчета об использовании предоставленных средств. На заседаниях звучали выступления с разоблачениями Бекингема, и перед лордами был поставлен вопрос о суде над ним. Палата общин была готова поддержать ведение войны и проголосовать за субсидии, но только при условии устранения от власти фаворита. Герцога сравнивали с Сеяном, близким советником римского императора Тиберия (14–37 годы н. э.), который олицетворял в истории образ тирана.

Эта параллель глубоко оскорбляла короля и затрагивала его властные полномочия. Карл отказался проводить различия между собой и герцогом, будучи убежден, что парламент ведет кампанию против него персонально, и заключил лидеров борьбы против своего друга в Тауэр. Единственная вина Бекингема, полагал Карл, в том, что он его друг и главный советник. Все прочие жалобы на герцога — пустые придирки. Много ли авторитета сохранит король в глазах подданных, если в самом начале правления и в столь важном деле доставит величайшее торжество врагам и совершенно обескуражит приверженцев? Сегодня общины отнимут у него министра, завтра они посягнут на какую-нибудь часть его монаршей прерогативы. Король заметил палате: «Я должен объявить вам, что не потерплю, чтобы вы преследовали кого бы то ни было из моих слуг, тем более тех, кто поставлен так высоко и так близко ко мне. Бывало, спрашивали: что мы сделаем для человека, которого почтил король? Теперь некоторые ломают себе голову, придумывая, что бы сделать против человека, которого королю угодно было почтить. Я желаю, чтоб вы занялись делом о моих субсидиях. Если нет, тем хуже для вас. И если из этого выйдет какое-нибудь несчастье, я почувствую его, конечно, после всех».

Карл видел в оппозиционерах «ничтожных маленьких заговорщиков», и, надо признать, отчасти был прав. Тогда, в 20-е годы, большинство депутатов съезжалось в Вестминстер, чтобы подтвердить свое положение или обрести опору на местах, поддержать конкретных министров короля или войти в круг аристократии… Ведь по случаю коронации Карла восемь титулованных особ получили патенты на графские титулы, в 1627 году было выдано восемь патентов, а в 1628 году — девять, три из которых предназначались ирландцам. Часто борьба в парламенте инспирировалась придворными, желавшими усилить свое влияние при дворе. И атака на Бекингема, помимо общего недовольства его «провальной» политикой, была частью кампании, организованной его главным соперником при дворе графом Пемброком, кстати, защитником «протестантского дела» не только в Англии, но и во внешней политике. ^[98]

Как видно, Карлу надоело терпеть поражения от тех, кого он мог в любой момент разогнать. Свои проблемы он тогда никак не рассматривал как борьбу между короной и парламентом. Уступки, которые он пытался делать, принимались с восторгом, но ни к чему не вели. И парламент был распушен королем. Статистика, однако, говорит, что в течение первых четырех лет правления Карла I парламент собирался чаще, чем в предыдущие семнадцать лет. При этом суммы на военные расходы он предоставил куда большие, нежели в 90-х годах XVI века. ^[99] Но и время было иное.

Международная обстановка накалялась. К весне 1627 года армия Мансфельда, являвшая собой плохо экипированную и обеспеченную продовольствием разношерстную толпу, не желающую воевать, перестала существовать. К концу того же года король Кристиан IV под натиском блистательного имперского полководца Альбрехта Валленштейна, который к тому времени создал мощную армию, отступил в глубь Дании. Продвинувшаяся на север армия Валленштейна вместе с армией Католической лиги нанесла ряд сокрушительных поражений войскам протестантских князей. Валленштейн стал хозяином в Северной Германии.

До 1626 года безденежье английского короля еще не означало крушения его внешнеполитических планов. Но в мае 1626 года, неожиданно для Лондона, Франция уладила с Испанией конфликт в Северной Италии и заключила с ней мирный договор. Решение Парижа отнюдь не означало присоединения Франции к габсбургскому блоку. Основной задачей политики ее первого министра было достижение единства внутри страны, чего можно было добиться только путем устранения гугенотского «государства в государстве». «Благоразумие не позволяет нам вести войну на два фронта», — таков был вывод кардинала. ^[100] В ближайшее время он наметил окончательно покончить с сепаратизмом гугенотов, начать осаду их оплота — Ла-Рошели и привлечь Испанию к борьбе с гугенотами. Тем более что от Англии в этом вопросе помощи ожидать не приходилось.

С 1625 года союз с Францией вынуждал Англию принимать участие в войне против гугенотов. Но под давлением общественного мнения Лондон всячески уклонялся от этого. Лишь однажды в ответ на требование Парижа Бекингем послал восемь судов к французским берегам. В марте 1626 года французы начали готовить флот против Ла-Рошели. А в апреле 1626 года палата общин слушала доклад о ходе переговоров с Францией, которые велись по трем вопросам: о возвращении предоставленных Франции английских кораблей; об обеспечении во Франции мира для протестантов; о вступлении Людовика XIII в войну в Германии. Ришелье не строил иллюзий относительно англичан и высказывал пожелание о том, что «будет хорошо, если английский король останется нейтральным…». ^[101] Но донесения французских агентов из Англии убеждали его как раз в обратном.

Первый министр Людовика XIII боялся, что франко-испанский мир напугает союзников Франции в Германии и они пойдут на переговоры с противником. А ему нужно было, чтобы они воевали против императора, пока он сам воюет против гугенотов. Поэтому Ришелье проводил «дипломатию пистолей», аккуратно субсидируя немецких протестантских князей, Данию и Голландию; в результате они встретили заключение франко-испанского договора без особых отрицательных эмоций. Его воспринял отрицательно лишь один Лондон, который, будучи в состоянии войны с Испанией и имея на руках соглашение о предоставлении Парижу помощи против Ла-Рошели, фактически оказался союзником Филиппа IV в борьбе с протестантами.

В ноябре 1626 года, идя навстречу просьбам посла гугенотов герцога Рогана, Карл выразил необходимость поддержки «братьев по вере». Он и Бекингем решили начать, как им казалось, заведомо успешную войну против Франции в защиту Ла-Рошели с целью привлечь большинство подданных на свою сторону и тем самым укрепить пошатнувшийся престиж короны и абсолютную власть.