Повседневная жизнь дворянства пушкинской поры. Приметы и суеверия - Елена Лаврентьева Страница 29
Повседневная жизнь дворянства пушкинской поры. Приметы и суеверия - Елена Лаврентьева читать онлайн бесплатно
* * *
Нас увели в гостиную на то время, пока покойницу обряжали. Люди взволнованно рассказывали, что за несколько минут до кончины матери наши три бульдога, большие любимцы матушки, лежавшие в коридоре около входной двери, вдруг зловеще завыли, опрометью бросились вниз по лестнице, как будто кто-нибудь за ними гнался, выбежали в дверь, не закрытую кем-либо из посетителей, пролетели по двору, вихрем ворвались к управляющему и забились под кровать, дрожа от испуга.
«Они видели смерть, — сказала г-жа Соколова, — вероятно, графиня скончалась!»
Как досадно быть некрасивым, иметь косые глаза и фальшивый голос. Печальный вид совы, ее отвращение от дневного света, страсть к донжонам, развалинам и кладбищам, всегда давали об этой птице самые невыгодные понятия. Появление совы было для римлян величайшим ужасом: эти властители мира трепетали при виде ночной птицы и немедленно шли в храмы для жертвоприношений; авгуры спешили очистить город. Юлий Обсеквенс, в своей Книге чудес, приводит многие примеры в этом роде. По уверению Плиния, появление совы есть знак неизбежного бесплодия и неуспеха, а яичница из совиных яиц есть действительнейшее лекарство от запоя. Ах, Плиний! зачем соединяешь ты столько легковерия с таким удивительным даром красноречия?
Простолюдины страшатся появления совы не менее римлян. Сядет ли она на дом или на церковь; начнет ли кричать своим хриплым голосом среди ночной тишины: это значит, что скоро умрет кто-нибудь из околотка, и все в страхе, все трепещут за свою участь.
Но если сова будет искать убежища на голубятне, то те же простолюдины почтут это предзнаменованием счастья и благополучия. По закону древних франков, кто убьет или украдет сову, прилетевшую на соседнюю голубятню, тот присуждается к значительному штрафу. Вот до чего человеческий ум набит заблуждениями и противоречиями.
Какая нужда, что сова имеет печальный, мрачный вид, что она некрасива и нелюдима: как часто под наружною красотою тела скрывается безобразие души! Какая нужда до неприятного пения совы: не всем же птицам иметь соловьиный голос. Голос павлина очень неприятен, а между тем павлины — украшение птичьих дворов. Что сова избегает света, в этом виновата природа, одарившая ее глазами слабыми и неспособными переносить дневного света.
Но существенные услуги, оказываемые совою человеку, должны помирить их между собою. Она поселяется на чердаках, посещает сады и истребляет и в тех и в других крыс и полевых мышей: это стража, бодрствующая в то время, когда мы спим. Если бы сова гуляла в продолжение дня, подобно прочим птицам, то не могла бы быть полезна нам во время ночи. Минерва была гораздо справедливее нас: она избрала сову любимою своею птицею. Мудрая богиня почитала склонность ее к молчанию и уединению за признак ума и предусмотрительности. Голос совы не производит эпидемий; он не причиняет болезней здоровому человеку и замечателен только по своему недостатку гармонии. Он относится к голосу соловья, как игра деревенского скрипача к игре Роде, Крейцера, Лафона.
Однако же, попадись бедная сова в руки детей: сколько насмешек, оскорблений, мучений испытывает несчастная птица, которую ожидает неизбежная смерть после всех этих ругательств. Как жалко сердце человека! оно угнетает того, кто ему служит, и ласкает того, кто его угнетает [26] .
* * *
Суеверие так сильно действовало на римлян, что, по их мнению, появление крысы или зайца могло изменить судьбу республики. Внезапное появление мыши заставило Фабия Максима сложить с себя диктаторство, а консула Фламиния отказаться от начальства над конницею. В управлении государством соображались с действиями цыпленка; в издании законов, в заключении мира и объявлении войны с блеянием барана или внутренностями козла. Источник законодательной власти находился на птичьем дворе. Аннибал, представляя царю Прузию необходимость вступить в бой с римлянами, получил в ответ от него, что принесенные жертвы не позволяют исполнить этого намерения. «Вы предпочитаете, — возразил Аннибал, — мнение барана мнению опытного полководца». Тит Ливии строго соблюдал все суеверия: он никогда не умалчивает о предзнаменованиях, предшествовавших великим событиям. Он жалуется даже на маловерие своих сограждан. «Это мелочи, — говорит он, — но мелочи, которыми не должно пренебрегать: соблюдая их, предки наши возвели республику на степень могущества и славы». И действительно, между римлянами было много людей, смеявшихся над предзнаменованиями. Цицерон написал даже особенный трактат, в котором доказывал их ничтожность. Катон обыкновенно говорил, что ему непонятно, каким образом два авгура могли без смеха смотреть один на другого. Всем известен ответ его одному встревоженному римлянину, пришедшему рассказывать ему, что мыши, во время ночи, изгрызли его туфли. «Успокойся, — сказал Катон суеверному согражданину, — тут нет ничего удивительного: вот если бы туфли съели мышь, тогда бы было чудо!»
Клавдий Красивый, перед начатием сражения с карфагенянами, приказал узнать об успехе битвы посредством гадания над цыплятами. После гадания ему пришли сказать, что цыплята ничего не клевали. «Ну так бросьте их в море, — отвечал он, — может быть, они станут пить». Ответ был смелый, но дело состояло в том, чтобы выиграть сражение: Клавдий проиграл его, и предзнаменования получили еще большую силу.
Жаль, что это уважение к предзнаменованиям делало иногда римлян жестокими и кровожадными. Если ночная птица влетала в храм, ее тотчас же немилосердно убивали.
* * *
Кукование кукушки повергало в глубокую печаль того, кто слышал кукование ее «натощак», ибо это предвещало ему скорую смерть… Крик сверчка в комнате предвещал дурное тому, кто входил в комнату из посторонних; чтобы избежать дурных последствий, нужно было пройти в другую комнату… вытье и рытье земли собакой, карканье вороны над домом — дурные приметы…
«Бывают в жизни предчувствия, не подвластные рассудку»
Чаадаев имел постоянное предчувствие и почти желание внезапной смерти. Он боялся холеры и не скрывал своей боязни, но боялся только потому, что конец холерою представлялся ему в каком-то неприличном, отвратительном виде. «Мало того жить хорошо, надо и умереть пристойно», — говаривал он мне и еще недели за две или за три повторил то же, прибавив: «Я чувствую, что скоро умру. Смертью моей удивлю я вас всех. Вы о ней узнаете, когда я уже буду на столе».
…Предчувствия его сбылись! Желание сердца исполнилось! Безболезненна, непостыдна, мирна была христианская твоя кончина накануне Светлого Праздника, за немного часов до первого полуночного удара в большой Кремлевский колокол.
* * *
Дельвиг рассказал мне свой план ясно, отчетливо и с большим одушевлением. Видно было, что эта повесть крепко в уме его засела. В эту же поездку речь наша коснулась смерти. Я удивился, с какою ясною и спокойною философиею говорил он о ней: казалось, он ее ожидал. В словах его было какое-то предчувствие, чуждое отвращения и страха; напротив, отзывалось чувство не только покорное, но благоприветливое. Для меня, по крайней мере, этот разговор был лебединая песня Дельвига: я выехал из Петербурга и более не видал его, а он скоро затем умер.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии