Меч Христов. Карл I Анжуйский и становление Запада - Ярослав Шимов Страница 29

Возможно, уезжая, Карл думал о том, что пережил за время египетской эпопеи, и горевал, как любой солдат, возвращающийся хоть и живым, но с проигранной войны. Крестовый поход, несомненно, сделал Карла Анжуйского, несмотря на молодость, зрелым человеком. К обретенному им военному опыту следует прибавить и сугубо личный, тоже непростой и печальный. Воюя, а затем находясь в плену, Карл не знал, что происходит с его женой, жива ли она. Еще во время затянувшейся стоянки на Кипре у Карла и Беатрисы родился первенец, названный в честь короля Людовиком. Роберт д'Артуа писал тогда матери, Бланке Кастильской: «Знайте же, что графиня Анжуйская на Кипре произвела на свет весьма миловидного и крепкого сына, коего передала кормилице и оставила здесь». Но ребенок прожил совсем недолго, не перенеся жары и антисанитарии. Так что свой династический долг граф Анжуйский пока не исполнил, и это, вероятно, тоже вызывало у него грустные мысли.

Однако главным следствием Седьмого крестового похода для политической судьбы Карла явилось то, что он, как и многие крестоносцы, «заболел» Востоком. Позднее, когда судьба и собственная решительность принесли ему корону Неаполя и Сицилии, умирающий Отремер стал одной из главных целей его политики. Недаром в 1278 году, Карл, умевший считать деньги (в которых нередко испытывал недостаток), купил за немалую сумму у Марии Антиохийской, внучки Изабеллы I ^[73], ее небесспорные права на престол Иерусалимского королевства. Правда, Карл полагал, что путь в Иерусалим ведет через Константинополь, поэтому его первичной целью, как мы увидим, было овладение Балканами и восстановление правления латинян на Босфоре. Отремер же — вернее, то, что от него осталось, — до поры до времени следовало лишь удерживать.

Как бы то ни было, крестоносные идеалы не являлись для Карла Анжуйского пустым звуком, и пережитое им в 1248–1250 годах сыграло в этом решающую роль. Тем не менее, как считает его биограф, Карл «не получил за все это особого признания у историков, которые отмечают, что в этом отношении его религиозный долг совпадал с его амбициями. Такая точка зрения не только приписывает Карлу исключительно экспансионистские приоритеты, но и недооценивает тот факт, насколько его крестоносные обязательства препятствовали достижению его собственных целей». Действительно, парадоксом в жизни этого монарха-крестоносца было то, что в походы против сарацин он отправлялся в самые не подходящие для него моменты. Если в 1248 году крестоносная эпопея отвлекла Карла от незавершенных дел в Провансе, то в 1270-м, когда ему вслед за Людовиком IX пришлось отправиться в Тунис, поход прервал подготовку Карлом экспедиции против Константинополя, которая имела для него, тогда уже сицилийского короля, огромное значение. Тем не менее Восьмой крестовый поход 1270 года, в котором нашел свою смерть Людовик Святой, проходил для его младшего брата в совершенно иных условиях, чем Седьмой. В тот момент Карл Анжуйский уже был не молодым графом, младшим отпрыском королевской семьи, отправившимся за море по приказу брата, а одним из самых могущественных монархов Средиземноморья, если не всей Европы. Его роль в тунисском походе оказалась куда более важной, если не решающей, и успех этого предприятия (пусть небольшой и весьма относительный) явился главным образом результатом его усилий. Однако будет логично вернуться к этому эпизоду биографии Карла позднее, не нарушая хронологический порядок.

Пока же стояла весна 1250 года, и граф Анжуйский в компании графа де Пуатье плыл домой, где его ждало множество непростых дел.