Сказание о Старом Урале - Павел Северный Страница 29

– Золота мне не надо. Свое водится в избытке. Мне другое от тебя надобно.

– Проси.

– Ежели овдовею – женой назовешь?

– Вольностью своей не расплачиваюсь. Не денежка!

– Что же, как знаешь. По-строгановски жить научилась. От всякого шажка прибыли жду, задаром пальцем не шевельну. Муторно мне здесь. Застудила себя возле Гришки. Никиту от него родила, а дитя, кажись, тоже с отцовской холодной душой.

– Пьет, что ли, Григорий?

– Да пусть его! Во хмелю хоть наказания божия меньше боится. Недавно каялся мне, что убить тебя замышлял за то, что отговариваешь богатство делить. Дурак! Кому каялся? Кабы знал, что душа во мне только для тебя и жива! Никто тебя, Семен, так любить не будет. Напраслину сейчас сболтнула, когда в жены напрашивалась за помощь в Новгороде. Даром все сделаю! Я тебе самый верный друг. Когда настанет для тебя пора полюбить женщину по-настоящему, всей душой, вот только тогда поймешь, что не для ласки одной нас господь создал! Поймешь, какая сила в сердце женском таится. Она и на светлый подвиг поведет, а то и на любое темное дело...

Отошла Катерина от стола, стала в темном углу горницы. Из темноты звучали ее слова:

– Все одно без настоящей любви не проживешь. Проснется она в тебе, сама собою проснется, будто созреет сердце для нее. И вот в ту пору, когда созреет в тебе любовь, ты и вспомяни обо мне. Вспомяни, что не задумалась прижаться к тебе девушкой, не побоялась пьяного мужа. Вот и отдашь ты в ту пору настоящую свою любовь мне. Слышишь?.. А про Новгород завтра на досуге потолкуем. Все сделаю, о чем ни попросишь. Сейчас ложись. Понимаю, где сейчас твои помыслы, но в Чердынь я для тебя потайного хода не наладила! Уж не обессудь.

Семен подошел к темному углу, взял Катерину на руки.

– Погоди! Поднеси к столу!

Семен покорно поднес Катерину к столу, и она, смеясь, задула свечу.

* * *

Катерина, вернувшись, не застала мужа в опочивальне. Она остановилась у открытого окна, обдала разгоряченное лицо сырой ночной прохладой. В эту минуту она снова верила, что после всех испытаний, что послал и еще пошлет ей бог, будет она в конце концов навсегда рядом с тем, кому с первого погляда отдала свою любовь.

Ей стало холодно от ночного ветра. Закрыла окно, обернулась и от неожиданности замерла: муж, босой и в исподнем, стоял рядом.

– Куда это ты, Катеринушка, в такой неурочный час ходила?

– В сад выходила, голову от духоты разломило. Недужится мне.

– А может, дорожкой ошиблась? Уж не к Семену ли бегала жалиться на меня?

– Ты в разуме или опять лишнего хлебнул? Гляди на меня! В чем я? Как лежала в постели, так и стою перед тобой. Думаешь, могу к Семену в ночной рубахе пойти?

– Катеринушка! Не бей! По глазам не попади, матушка! Прости неладное слово.

– Так ведь и знала, опять перепил, а ведь я с тобой хотела не о пустом поговорить. Слушать-то хоть можешь, горе ты мое?

– Говори, Катеринушка, о чем хочешь.

– Ты, Григорий, все о пустом печешься, разленился вконец, вот братец твой Семен тем временем задумал...

– Чего задумал?

– На Чусовой хозяином встать.

– Неужели? Чего же нам делать? Надумай, Катеринушка.

– Давно надобно тебе Семена честь честью приветить, злобу свою на него поглубже спрятать, доверие его искать.

– Дружком ему верным прикинуться? Так, что ли? Этого хочешь?

– Хотеть-то хочу, да разве сумеешь? Ну, сам скажи: сумеешь ли?

– Сумею, Катеринушка. Лестью его обойду, на нее всякий человек ловится. Правда твоя: давай-ка поможем ему на Чусовой встать, а грамотку на новые земли опять себе от государя попросим. Он к Строгановым не без милости.

– Но, смотри, языком не брякай, чтобы про Семенову думу весть до Якова не дошла, не то он сам себе грамоту выпросит.

– Превеликая ты у меня разумница, Катеринушка. Как же ты дознаться об этаком успела?

– Через верных людей дозналась. Не дешево стало!

– А не пора ли, женушка, после Чусовой через таких же людей Семену руки окоротить?

– Там видно будет. Сперва глядеть станем, как он этими руками Чусовую приголубит.

Подойдя к постели, Катерина скинула на ковер подушку и одеяло.

– На полу спи. Осердил ты меня.

– Смилуйся, Катеринушка!

Катерина легла.

– Катеринушка, помилуй за обмолвку. Не привычно мне на твердости спать. Хоть с краюшка дозволь!

– Ладно.

Получив милостивое соизволение, супруг пристроился на самом краю просторного ложа.