Без срока давности - Константин Гурьев Страница 29

Значит, если оценивать все происшедшее с позиций достижения поставленной цели, то почти ничего не случилось. Основные факты, оценки идей Корсаков просто-напросто запомнил. О, черт!

Вспомнив о важном, он рванул в комнату и сразу же увидел стопку карточек, на которые выписывал кое-то, читая вчера «дело». Вот это удача! Значит, материалы для статьи есть. Немного, конечно, но есть. И это — главное.

Вторая мысль была не такой простой и легко осуществимой. Дело в том, что любой материал следовало, так или иначе, проверить. Проверить в каких-то беседах и встречах. И для этого у Корсакова тоже остались кое-какие наметки на тех же листочках.

Он внимательно перечитал карточки и обнаружил четыре фамилии. Правда — только фамилии, без инициалов и чего бы то ни было еще. Но это уже было кое-что! Он стал вспоминать, к каким фактам и оценкам они были привязаны, и фамилии, образно говоря, ожили, становясь реальными.

Где-то на самом донышке подсознания шевелилась мысль, очень важная. Корсаков это понимал, но ничем не мог ей помочь. Оставалось ждать, когда она сама, эта мысль, созреет, окрепнет и начнет пробивать себе дорогу.

И в этот самый миг так и случилось.

Он вспомнил, где видел эти фамилии. Ну, может быть, не все, а только некоторые, но важно? — отыскан след!

Список! Тот список, который Дружников оставил ему, попросив обзвонить друзей Зеленина!

Корсаков метнулся к столу, холодея от мысли, что и список тоже украли. И радостно и обессиленно упал в кресло, увидев список, спокойно лежащий возле него. Улыбнулся, взяв список в руки.

Ну, конечно! Вот они, эти фамилии! Три из них в списке есть. Правда, только один человек находится в Москве. Жаль, что как раз напротив этой фамилии нет галочки. Значит, с ним не удалось связаться.

Корсаков не помнил, когда звонил по этому номеру и какой получил ответ, но знал точно, что об этом человеке из списка у него нет печальной информации. Значит, человек жив, но отсутствует. Ну а если жив, то Корсаков его найдет.

Еще один человек жил в Питере и один — в Ярославле. Почему-то, звоня по этому телефону несколько дней назад, Корсаков не обратил внимания на то, где живет его абонент. Ну, да. Тогда для Корсакова местожительство этого человека было неважно. Он набирал номера автоматически, так как они были зафиксированы на листе бумаги. Только сейчас ему понадобилось знать, в какие города он звонил.

Ну, что же, зная адреса, зная людей, он готов к действию!

Ночь в поезде — день в Питере — ночь в поезде — день в Ярославле — ночь в поезде, и через два дня он сможет отчитаться перед Житниковым и подтвердить подлинность документов. Вот только, где сами документы, сказать трудно. Впрочем, поиски документов — это не его, Корсакова, забота. В крайнем случае может набраться материал на хорошую публикацию.

В любом случае за эти три дня ничего экстраординарного не произойдет, а потом, после поездки, будет ясно: идти к Дружникову виниться или можно будет рассказать ему о чем-нибудь интересном. Ну, посмеются вместе над странным происшествием.

Порядок действия очень прост, решил Корсаков и в это время зазвонил телефон.

Игорь поднял трубку.

— Игорь Викторович? Моя фамилия Рабельник, мы недавно встречались по скорбному поводу.

Странно, но память сразу выхватила имя и отчество собеседника:

— Здравствуйте, Иван Прокопьевич, чем могу?

2010, июнь. Санкт-Петербург

РАБЕЛЬНИК

На улице буйствовала городская жара, пахнущая всеми ароматами большого города, и солнце нещадно палило, а в квартире было прохладно и пахло как-то по-домашнему.

Солнце, едва пробиваясь сквозь толщу листвы, закрывающей окна квартиры на втором этаже. Дом был солидный, еще послевоенной, сталинской постройки, крепкий и основательный. Однако возраст его спрятать было невозможно. Особенно в этой квартире.

Нина Сергеевна сидела в большой гостиной комнате, в которой все выдавало следы былого высокого положения хозяев квартиры. Точнее, хозяина. Старичок лет восьмидесяти овдовел три года назад, так что теперь следовало говорить не «хозяева», а «хозяин», в единственном числе, мысленно поправила себя Нина Сергеевна.

Ей было неприятно то, что сейчас произойдет. Уже несколько раз она вела такие разговоры, и, как правило, собеседники попадались несговорчивые, упрямые. Юлили, выкручивались, то и дело просили принести лекарства или просто стакан воды. И Нина Сергеевна шла им навстречу, хотя понимала, что это всего-навсего уловки. Делала вид, что поддается, каждый раз надеясь, что хоть на этот раз все пройдет удачно, безболезненно. Так, нет! Всегда одно и то же. Хотя, с другой стороны, что делать? Это — ее работа. За это она и получает деньги.

Хорошо, что у сегодняшнего хозяина квартиры есть дочь. С ней, собственно, Нина Сергеевна и разговаривала все время по телефону. Дочь, кажется, человек разумный, хотя по внешнему виду не скажешь. А голос и манера разговаривать приятные. Вот так и разочаровываешься в людях.

Когда Нина Сергеевна шла сюда, представляла, какой может быть эта самая дочь, надеясь, что найдет в ее лице союзницу, помощницу. Однако, едва увидела, поняла — нет, не будет толку от этой дурочки.

Та улыбалась широко, делая вид, будто от всей души рада гостье. Представилась:

— Меня зовут Татьяна Ивановна, я дочь Ивана Прокопьевича. Это вы со мной разговаривали. Проходите в гостиную, я сейчас приведу папу и подам чай.

Классический тип «тургеневской барышни» — лет около сорока, чуть выше среднего роста, темные волосы, забранные назад, лицо тонкое, приятное, умное. Такие всегда начинают городить какую-нибудь чушь типа «как вам не стыдно» и «вы имеете дело с пожилым человеком».

Что за привилегия — «пожилой»! Разве на пожилых не распространяются все законы жизни? Разве они не пользовались своей силой, когда были молоды и успешны? Так почему сейчас у них должны оставаться какие-то льготы? Жизнь не стоит на месте, и не надо суетливо бежать за ней, теряя свои домашние тапочки!

Ведь жил-то старичок неплохо, еще раз осмотрела комнату Нина Сергеевна. Конечно, все, что тут находилось, было приобретено не позднее восьмидесятых годов, но ведь по тем временам это был жуткий дефицит. Взять хотя бы вот этот столовый гарнитур, то ли румынский, то ли югославский. Настоящее дерево, массив, без лакировки. До сих пор хранит тепло тех, кто его делал. За таким столом приятно сидеть вечерами, пить чай и рассказывать о том, как прошел день.

Наверное, так и сидели, занимались своими делами, не обращая внимания на других, на тех, кто ниже их по социальной лестнице. Чего же теперь ожидать? Прошло ваше время, дорогие «товарищи».

В комнату вошел хозяин квартиры. Морщинистый, шаркает, а туда же! Костюм, галстук, туфли. Не тапочки, а настоящие туфли. Старенькие, видимо, еще от социализма остались, но все-таки…