Гвардейское столетие - Александр Бушков Страница 28

Даже ближайшие сподвижники, чувствуя свое значение, откровенно выдрючивались. После успеха дела Григорий Орлов посреди многолюдного застолья начал громко похваляться: дескать, он с братишками имеет такое влияние на гвардию, что ежели б мы захотели, мы б и тебя, матушка, свергли б через месяц…

Ситуацию чуточку разрядил гетман Разумовский, сказавший резонно:

– Месяц, говоришь, Гришенька? Так мы, не дожидаясь, когда месяц протечет, тебя б уже через неделю повесили трошки…

Легко представить, что чувствовала Екатерина, вынужденная это смирнехонько выслушивать. Уж если подобным образом выпендривался ее любовник и ближайший соратник, то какие мысли должны были бродить в головах у тех, кто, пыжась от собственного значения, считал, что ему недодали? Ох, как ей было неуютно, и как ее знобило по ночам…

1762 г. Буквально через несколько недель после переворота в том самом Измайловском полку, что бежал зигзагом ночью спасать «матушку» от похитителей-пруссаков, произошла какая-то загадочная история, до сих пор не проясненная. Осталось лишь донесение английского дипломата Кейта своему правительству: «Со времени переворота меж гвардейцами поселился скрытый дух вражды и недовольства. Настроение это, усиленное постепенным брожением, достигло таких размеров, что ночью на прошлой неделе оно разразилось почти открытым мятежом. Солдаты Измайловского полка в полночь взялись за оружие и с большим трудом сдались на увещевания офицеров. Волнения обнаруживались, хотя в меньшем размере, две ночи подряд, что сильно озаботило правительство; однако с помощью отчасти явных, отчасти тайных арестов многих офицеров и солдат выслали из столицы, через что порядок восстановлен, в настоящую минуту опасность не предвидится».

Это никак не похоже на искаженный молвой и дошедший до англичанина через третьи руки рассказ о достопамятном измайловском визите в гости к Екатерине. Тут определенно что-то другое, серьезнее…

1762 г. Дело Гурьева и Хрущева. Под их предводительством составилась партия, собиравшаяся возвести на престол Иоанна Антоновича. Ходили слухи, что настоящие ее предводители – князь Голицын и граф Н. И. Панин, в рядах более тысячи человек. Что есть и другая партия, собирающаяся короновать уже Павла…

Биограф Екатерины XIХ столетия Брикнер называет все это «нелепой болтовней среди немногих офицеров». Однако реакция Екатерины и ее приближенных на эту историю была скорая и жесткая. Гурьева и Хрущева быстренько обезглавили, еще нескольких офицеров отправили на каторгу. Причем главарей на допросах не пытали – быть может, из гуманизма, а может, и для того чтобы не копать слишком глубоко, мало ли какие имена могли всплыть…

1762 г. Заговор Рославлева, Ласунского и Хитрово. Это – обделенные, считающие, что за участие в перевороте получили слишком мало. Детали толком неизвестны, но с троицей обошлись мягко, всего лишь устроили крепкую словесную взбучку. Екатерина не без цинизма письменно велела одному из своих приближенных передать означенным нытикам, что денег им требовать стыдно, коли уж они помогали ей взойти на престол ради благородной цели, «для поправления недостатков в отечестве своем». Казна, одним словом, не резиновая, и на всех не напасешься, мало ли вас таких тогда орало на улицах…

1763 г., весна. Троица все же не унялась – на сей раз она возмущена устойчивыми слухами о намерении Екатерины обвенчаться с Григорием Орловым. Пошли разговоры, что среди гвардии ведется агитация в пользу двух братьев Иоанна Антоновича, что в заговор замешаны опять-таки Панин и вездесущая княгиня Дашкова…

И на сей раз поступили достаточно мягко. Камер-юнкера Хитрово выслали в его имение, а капитанов Измайловского полка (снова этот полк!) Ласунского и Рославлева турнули в отставку…

1764 г. Самый знаменитый заговор екатерининского времени – «дело Мировича». Поручик Мирович пытается освободить Иоанна Антоновича, но того успевает убить согласно инструкции стража. Ясности в этой истории нет до сих пор. Давным-давно некоторые историки, приводя довольно убедительные доказательства, уверяли, что все это было задумано самой Екатериной и осуществлено ее агентами, сыгравшими с Мировичем «втемную». Его перед казнью опять-таки не пытали, что противоречило нравам того времени и привычкам Тайной канцелярии…

1767 г. Заговора нет, но долго ходили слухи, что во время поездки Екатерины в Москву на нее было совершено покушение.

1767 г. Капитан кавалергардского полка Панов и еще несколько гвардейских офицеров начинают толковать меж собой, что великий князь Павел Петрович уже вошел в совершеннолетие, а потому пора бы матушку свергнуть…

Все сосланы в Сибирь и на Камчатку.

1769 г. Восемнадцатилетний офицер из Нарвы Опочинин начал рассказывать, что он – сын Елизаветы и «аглицкого короля», а потому следует Екатерину захватить и посадить в крепость, а Орловых перебить без жалости.

Его и его сообщника корнета Батюшкова поначалу суд приговаривает к смертной казни, но Екатерина заменяет плаху Батюшкову пятилетней каторгой, а Опочинину (сыну не аглицкого короля, а русского генерал-майора) – ссылкой в Иртышский гарнизон.

1772 г. Накануне восемнадцатилетия Павла. Гвардейский солдат Исаков рассказал солдату Жихареву, что Павла Петровича хотят извести. Жихарев поделился новостью с солдатом Карповым. Тот – с капралом Оловенниковым. Оловенников был, видимо, самым деловым из всех, потому что не просто пересказал все подпоручику Селехову, а предложил ему и солдатам возвести на трон Павла, пока его не извели. Те не увидели в этой идее ничего особенно невероятного и стали составлять планы, уже всерьез. Планов было громадье: если Павел Петрович, чего доброго, не согласится царствовать после того как господа гвардейцы прикончат его матушку, убить и его, а народу объявить, что сына убила Екатерина, которую в отмщение, разумеется, пришлось тут же предать смерти. А в цари выбрать, кого солдаты захотят. Впрочем, Оловенников, не надеясь на народное волеизъявление, в самодержцы предлагал себя, сообщнику, рядовому Подгорневу, великодушно предлагал занять при его особе пост фельдцехмейстера, брату его – генерал-прокурора, солдату Карпову – генерал-адъютанта. Однако Подгорнев с таким раскладом не согласился и выдвигал в цари себя, заявляя Оловенникову, в общем, логично: «Коли тебе можно царем быть, отчего мне нельзя?» Потом все-таки подумали, как следует, и решили, что замахнулись не по чину – порешили выбрать царем герольдмейстера князя Щербатова, как человека умного, доброго и честного.

Самому старшему из этой компании было двадцать два года. Всех изобличили, драли кнутом и сослали в Сибирь…

Кто-то может сказать, что Опочинин, Оловенников и многие другие – попросту безответственные болтуны, а их затея – блажь сопляков. Не спорю. Гораздо интереснее тут другое: психология господ гвардейцев. Не то что капитаны и поручики, а даже рядовые не видят ничего необычного в том, чтобы, сойдясь кучкой, рассуждать, как бы им половчее свергнуть императрицу и возвести на трон кого-нибудь другого… Они ведь чувствуют себя вправе именно такие планы строить! Вот что примечательно! Они свято верят, что гвардии такое позволено! Вот она, психология Гвардейского Столетия в действии и полной наглядности! А сколько им лет, и пьяны они при этом или трезвы – дело десятое…