Холокост. Новая история - Лоуренс Рис Страница 28

Когда Хесс появился в Дахау, ему было 33 года, и за ним тоже тянулась личная кровавая история. Он родился в 1900-м, но успел повоевать на фронтах мировой войны, вступив в армию добровольцем. Рудольф Хесс получил несколько наград за храбрость, в том числе Железный крест второго и первого класса, и в 17 лет стал самым молодым фельдфебелем Германии. После ее поражения он вступил в отряд фрайкора и в 1920 году участвовал в подавлении восстания левых сил в Руре. В ноябре 1922-го стал членом НСДАП, а в следующем году участвовал в убийстве одного из членов фрайкора, которого заподозрили в предательстве. Хесса арестовали и приговорили к десяти годам тюремного заключения. В 1928-м он вышел по амнистии и присоединился к артаманам — молодежной националистической организации, которая разделяла принципы Volk. Тогда же Хесс познакомился с Генрихом Гиммлером, который поддерживал идеалы движения артаманов.

Таким образом Рудольф Хесс задолго до того, как стал служить в Дахау под началом Теодора Эйке, не только совершил несколько жизненно важных поступков, продемонстрировавших его приверженность национал-социализму, но и принял участие в актах жестокого насилия, а также приобрел шестилетний опыт тюремного заключения. Другими словами, в Дахау Хесс оказался на своем месте. Работы для таких, как он, там было много, но к ней предстояло привыкнуть. Вот как впоследствии Хесс описывал наказание двух узников, обвиненных в краже сигарет. Обоим полагалось по 25 ударов плетью. «Их доставили в специальный дисциплинарный блок, где сначала на полу… растянули первого заключенного, щуплого закоренелого симулянта. Двое солдат держали его руки и голову, а двое сотрудников блока исполняли наказание, поочередно нанося удары. Этот заключенный не проронил ни звука. Другой узник, профессиональный политик довольно крепкого телосложения, повел себя совершенно иначе. Он начал кричать при первом ударе и пытался вырваться. Орал до самого конца, хотя комендант требовал, чтобы он заткнулся. Я стоял в первом ряду и был вынужден следить за всей процедурой. Я сказал “вынужден”, потому что, если бы стоял сзади, мог бы не смотреть. Когда тот человек стал кричать, меня одновременно бросило и в жар, и в холод. На самом деле от всей процедуры, даже избиения первого заключенного, меня трясло. Позже, в начале войны, я сам проводил первую казнь, но она не произвела на меня и доли того впечатления, которое я испытал, будучи впервые свидетелем телесного наказания»⁶⁷.

В то время как Эйке в Дахау стремился сплотить вверенные ему отряды СС, чтобы они стали профессионалами с каменными сердцами, на севере Германии развивалась параллельная структура концентрационных лагерей. Этой системой занимался Герман Геринг как министр-президент Пруссии, или, точнее, пытался заниматься, поскольку испытывал трудности с подчинением себе штурмовиков и эсэсовцев. В Пруссии не было своего Эйке, который остановил бы стихийную жестокость охранников, перерастающую в анархию.

Большие проблемы возникли в комплексе лагерей в Эмсланде, на северо-западе страны, где войска СС не желали сотрудничать с отрядами СА. В Папенбурге их конфликт стал открытым⁶⁸. Эсэсовцев обвиняли в том, что они вторглись в эти земли, как стая саранчи. «Они брали в долг у частных предпринимателей, ломали мебель в питейных заведениях, от них беременели девушки… Всюду, где бы они ни появлялись, их встречали враждебно. Население посылало жалобы в министерство с просьбами убрать из города части СС»⁶⁹. В самом лагере охранники спорили о степени «мер», которые следует применять к заключенным. «Узники должны были вскакивать с коек среди ночи, — писал один политический заключенный этого лагеря⁷⁰. — Им не давали возможности одеться. Они выстраивались в ряд голыми и подвергались безжалостным избиениям. Это было отвратительно — настолько отвратительно, что даже некоторым эсэсовцам казалось чрезмерным. Одна группа эсэсовцев, участвовавших в такой “карательной акции”, открыто выразила свое отношение к этому. Они направили на сослуживцев оружие со словами: “Ну, хватит! Прекратите, или мы будем стрелять!”»⁷¹

К ноябрю 1933 года ситуация настолько обострилась, что из Берлина пришла директива отстранить эсэсовцев от охраны⁷². Новость им не понравилась, и солдаты бушевали за границами лагеря: «С…ть мы хотели на республику жирных котов!»⁷³ Потом последовало менее эмоциональное, но более конкретное заявление: «Мы не допустим, чтобы нас заменила полиция, даже если для этого придется сражаться по колено в крови»⁷⁴.

По свидетельству Вальтера Лангхоффа, одного из заключенных этого лагеря, эсэсовцы пришли в чрезвычайно воинственное расположение духа. Вот что он вспоминает: «Охрана у ворот была усилена, по периметру лагеря установили пулеметы, и комендант Флейтман отдал приказ: “Каждый полицейский, который приблизится к лагерю и проигнорирует требование остановиться, будет застрелен на месте”. В самом лагере эсэсовцы сказали нам, заключенным: “Если они появятся, мы раздадим вам оружие, и вместе отразим атаку! После этого мы создадим фрайкор Флейтмана, пробьемся в Австрию и устроим там революцию!”»⁷⁵

Обещание эсэсовцев дать в руки узникам оружие и предложение устроить «революцию», на первый взгляд, похоже на бред, но объяснение ему может крыться в словах «фрайкор Флейтмана». Отдельные полувоенные формирования, фрайкоры, созданные после Первой мировой войны, часто назывались по имени руководителя, и их члены приносили присягу на верность именно своему командиру, а не высшему руководству или какой-то абстрактной конституции. И вот теперь, вспомнив те революционные дни, эсэсовцы могли заявить, что хотят следовать за своим собственным вождем, Флейтманом.

И тем не менее, скорее всего, эти эсэсовцы просто были пьяны, и поэтому несли околесицу. Достоверно известно, что вечером накануне того дня, когда им должна была прийти на смену полиция, они перепились и творили непотребное: «…испражнялись в шкафы, мешали соль с сахаром, били окна в бараках для охраны и в столовой… и много чего еще»⁷⁶. На следующее утро, 6 ноября 1933 года, эсэсовцы, несомненно страдающие похмельем после бессчетно выпитого ночью спиртного, побрели за ворота, не устраивая никаких «революций», и оставили лагерь в распоряжении полиции.

Жестокие эксцессы в Эмсланде — дело рук рядовых охранников, но предпосылкой всех беззаконий, творившихся в концлагерях, было отсутствие контроля со стороны высшего руководства. Теперь, когда Гиммлер превратил Дахау в место упорядоченного, а не хаотичного кошмара, ему будет дана власть реформировать концентрационные лагеря в прусских владениях Геринга. Гиммлер стал также начальником всей немецкой полиции, хотя в пределах Пруссии номинально находился в подчинении у Геринга.

Важным этапом в карьере самого Гиммлера стала «ночь длинных ножей», во время которой были убиты лидер штурмовиков Эрнст Рем и другие якобы противники режима. К июню 1934 года Рем и его ближайшее окружение стали проблемой, которую нужно было решать… Штурмовые отряды насчитывали уже почти 3 000 000 человек. Они были вооружены винтовками и пулеметами. Их лидером был Рем, а не Гитлер. Придя к власти конституционными методами, НСДАП не знала, что делать со штурмовиками. Предполагалось слияние их с рейхсвером и последующее создание национал-социалистической народной армии. Рем предполагал, что эта армия будет создана на основе СА, а он ее возглавит. Однако офицеры рейхсвера его не признавали, а президент Гинденбург не подавал ему руки. Вице-канцлер фон Папен тоже выражал озабоченность беззаконным поведением штурмовиков. 17 июня 1934 года он, в частности, сказал: «Ни одна нация, которая хочет сохраниться в истории, не может позволить постоянных волнений снизу… Нельзя допустить, чтобы Германия стала поездом, несущимся в неизвестность, когда никто не знает, где он остановится»⁷⁷.