Мао Цзэдун - Александр Панцов Страница 28

В Чанше Мао вновь почувствовал себя в родной стихии. Все вокруг было знакомо. И что самое важное — здесь, в отличие от Пекина, ему не надо было никому ничего доказывать. Он уже и так пользовался уважением многих интеллигентных людей, а в обществе «Обновление народа» на него в отсутствие Сяо Юя вообще смотрели как на вождя.

Ему без труда удалось устроиться на полставки в одну из городских начальных школ (школу Сюе) — преподавать историю. Как всегда в Китае, решающую роль сыграли связи. Рекомендацию ему дал его старый приятель по Первому провинциальному педагогическому училищу и член общества «Обновление народа» Чжоу Шичжао, учительствовавший в том же учебном заведении. Нагрузка у Мао была небольшая: всего шесть часов в неделю, так что свободного времени оставалось много. Зарплата была, разумеется, мизерной — около четырех юаней в месяц, но на еду хватало, а жил он тут же, при школе⁶⁶. Тогда было принято, чтобы учителя жили рядом с учащимися: этого требовали правила педагогики. Преподаватели должны были не только читать лекции, но и показывать ученикам пример поведения в быту.

Весна 1919 года выдалась беспокойной. В конце апреля, вскоре после возвращения Мао Цзэдуна в Чаншу, политическая обстановка в Хунани, да и во всем Китае резко обострилась. Связано это было с проходившей во Франции, в Париже, конференцией держав-победительниц, вырабатывавшей положения мирного договора с Германией, потерпевшей сокрушительное поражение в Первой мировой войне. Точнее — с обсуждением на этой конференции вопроса о германских владениях в Китае. Дело заключалось в том, что собравшиеся в январе 1919 года в Париже представители держав Антанты оказались в глазах китайской общественности «предателями» в связи с тем, что не желали удовлетворить требования присутствовавшей на переговорах китайской делегации. Эти требования заключались в передаче Китаю его исконной территории — порта Циндао и всего остального района бухты Цзяочжоу на востоке страны, которые, как мы знаем, в 1898 году были оккупированы немцами, а затем, в ноябре 1914-го — разгромившими их японцами. Китайцы резонно настаивали на возвращении порта и бухты им: как-никак, но они ведь участвовали в войне с Германией с августа 1917 года. Однако японцы хотели оставить эту бывшую германскую колонию за собой: не китайцы же в самом деле сражались с немцами за Циндао! Японцы имели в кармане и другой аргумент: принятые покойным Юань Шикаем «21 требования» гласили, что после окончания войны в Европе вопрос о Цзяочжоу будет целиком решаться японцами⁶⁷. К глубочайшему разочарованию китайской стороны, присутствовавшие на мирной конференции делегации ведущих западных стран выступили в поддержку Японии. Англия, Франция и Италия не желали конфликтовать с Японией, поскольку были связаны с ней тайными соглашениями, подписанными еще в феврале-марте 1917 года в Лондоне. По этим соглашениям Япония в обмен на помощь Антанте получала признание своих прав на германские владения в Китае. У западных лидеров имелись и другие резоны: в 1919 году разворачивалась новая война — против Советской России, и в ней Япония как союзник западных демократий должна была сыграть не последнюю роль. Американская делегация старалась найти компромисс, но ее предложения не могли удовлетворить ни одну из сторон.

Мирная конференция, от которой китайцы ждали восстановления попранных прав родины и признания за ней равного места в системе новых, послевоенных, международных отношений, приняла решение вернуть Китаю лишь захваченные Германией во время подавления боксерского восстания древние астрономические инструменты. Слов нет, предметы ценные! Но в создавшихся условиях их возвращение было воспринято в Китае как издевательство. Возмущению китайской общественности не было предела. Особенно негодовала студенческая молодежь: «Япония будет владеть Циндао и Цзяочжоу, а мы, китайцы, — смотреть на звезды?» Масла в огонь подлила телеграмма китайского делегата на конференции Ван Чжэнтина, направленная из Парижа в адрес шанхайских газет в конце марта 1919 года. В ней говорилось: «Мы настаивали на аннулировании „21 требования“ и других тайных соглашений и отдали этому много сил, предугадывая, что японцы, вопреки истине и справедливости, прибегнут к помощи подкупа и угроз. Но страшнее всего, что среди китайцев нашлись такие, которые уступили ради своих корыстных целей. Эти люди ничем не отличаются от торговцев, обманывающих покупателей. Это — подручные предателей нации. Мы выражаем надежду, что общественность всей страны поднимется на борьбу с предателями, откроет для нас возможность ставить вопрос об аннулировании навязанных нам соглашений»⁶⁸.