Цицианов - Владимир Лапин Страница 28
Цицианов - Владимир Лапин читать онлайн бесплатно
Возвращение Гянджинского и Эриванского ханств под скипетр Ираклия II после установления контроля над прикаспийскими областями становилось делом вполне возможным. Но в тот момент скипетр этот представлял собой нечто совершенно символическое, поскольку почти устранившийся от дел царь раздал страну в управление членам своей фамилии, которые почти открыто враждовали друг с другом. Присоединение еще двух территорий означало появление еще двух уделов с новыми внутриполитическими осложнениями.
Осенью 1796 года владетели Дагестана и Азербайджана пытались найти оптимальный политический курс, в основе которого лежал страх как перед пришедшими русскими, так и перед персами, грозившими наказанием за сотрудничество с гяурами. Кроме того, на позицию ханов влияли их желание использовать момент для решения своих политических проблем (захвата спорных территорий, мести за прежние обиды), а также стремление добиться большей независимости как от шаха, так и от царя. В результате в ход пошли разного рода уловки, восточные хитрости и витиеватое красноречие, усыплявшее внимание русского командования. Правители Шемахинского и Шекинского ханств, заявлявшие о своем подчинении России, уклонялись от личных свиданий с П. Зубовым и не оказывали реальной поддержки его корпусу. Ибрагим-хан, правитель Шушинского ханства, мечтал с помощью русских штыков овладеть соседним Гянджинским ханством, где правил Джават-хан, боявшийся не только Ибрагим-хана, но и царя Ираклия, который также претендовал на его земли. Эриванский Мамат-хан склонялся на сторону России потому, что только русские могли изгнать турецкий гарнизон из его столицы и восстановить его полноправное правление. Откровенно враждебную позицию занимали правители Кубинского и Казикумыкского ханств. Наиболее же надежными выглядели талышинский, бакинский и дербентский ханы, владетели Кара-кайтага и Табасарани, а также шамхал Тарковский. Аварский Омар-хан дал слово вступить в российское подданство, но от подписания присяги, с которой к нему отправилась специальная миссия, отказывался под разными предлогами. Сам царь Ираклий II, не получив из России ни денег (он просил у Екатерины II миллион рублей), ни значительных воинских контингентов, завязал переписку с турецким правительством на предмет покровительства со стороны Стамбула.
Как писал один из знатоков этого периода истории Кавказа П.Г. Бутков, одной из главных проблем лета и осени 1796 года было «согласить уверенность христиан со спокойствием господ их магометан». Екатерина II открыто провозглашала себя защитницей первых, и вторые с тревогой ожидали дальнейших действий северной правительницы. В.А. Зубов писал духовному лидеру армян патриарху Эчмиадзинскому, чтобы тот призывал свою паству «пребывать спокойно под своими настоящими властями». Генералу Римскомукорсакову было отдано распоряжение «оказывать наружное равнодушие к христианам, впредь до достижения благоприятнейшей цели к их восстановлению, ради беспокойной заботливости магометан. Но дабы при том и христиане не потеряли чрез то бодрственной на нас надежды и не истребили бы имеемого к нам усердия, то, к примирению сих двух противностей, отправлен в Кавказский корпус армянский архиепископ Иосиф с таким наставлением, чтоб он, открывая сокровенные наши в пользу христиан намерения карабагским меликам и прочим христианам, успокаивал бы их и на счет причин нашего относительно христиан настоящего бездействия» [150].
Когда военная фаза Персидского похода фактически завершилась, началось закрепление присоединенных территорий. В районе впадения Аракса в Куру решили основать крепость Екатериносерд (соединение имени императрицы и персидского слова «серд» — «владение») по принципу древнеримских колоний. Там собирались поселить две тысячи русских солдат и женить их на армянках и грузинках. Это войско можно было двинуть в любом направлении, поскольку Екатериносерд стоял на пересечении дорог, ведущих в Гянджу, Баку, Тифлис, Сальяны и Шемаху. Торговым же центром Каспийского региона решено было сделать Баку. Во-первых, тамошняя бухта оказалась самой удобной для устройства порта. Во-вторых, от Баку до самого Персидского залива протянулся путь, оборудованный постоялыми дворами, огороженными караван-сараями и колодцами. В-третьих, российское правительство рассчитывало устроить возле Баку место паломничества индийских огнепоклонников и с их помощью переориентировать часть восточной торговли на Астрахань. Г.Р. Державин в оде «На возвращение из Персии графа В.А. Зубова» писал:
Осенью 1796 года русский корпус нашел подходящее место для зимних квартир. В окрестностях города Шемахи были построены землянки, запасен провиант, солдаты и офицеры вволю ели мясо и рыбу. Весной 1797 года должны были начаться масштабные строительные работы по возведению Екатериносерда и других крепостей. Но все планы перечеркнула кончина Екатерины II. Известие о ее смерти добиралось от Петербурга до Дербента ровно месяц. Вслед за тем прибыл курьер с приказом Павла I вернуть войска за Терек. Второе явление России Восточному Закавказью оказалось еще короче первого [152].
События стали развиваться странно, как и многое другое в период правления Павла I. Каждый полковой командир получил персональный указ нового императора вернуться с вверенной частью в Россию, сберегая при этом своих солдат. Но либо государю Павлу Петровичу некогда было взглянуть на календарь, либо он полагал, что юг — это всегда тепло, зелено и сытно. Зимний переход в район Кизляра выглядел очень трудной задачей: на пути следования не имелось запасов провианта, устройство складов на побережье затруднялось штормами на Каспии, большинство обозных волов и лошадей пало от болезней и бескормицы. Поэтому мука, доставленная к тому времени в Баку, пропала. Ослабевшие строевые лошади драгунских и казачьих полков также вряд ли выдержали долгие переходы, поскольку не было ни фуража, ни травы. Большую опасность представляло отсутствие единоначалия: Зубов фактически был отстранен от дел, равно как и генералы, командовавшие отдельными группировками. Руководить выводом корпуса поручили И.В. Гудовичу, который организационными способностями не блистал. Большинство командиров решили оставаться на Куре до весны 1797 года и двигаться в Россию, когда появится трава, но начальники четырех драгунских полков немедля стали выполнять царский приказ. Над дезорганизованными и деморализованными войсками нависла угроза нападения горцев, воодушевившихся известием об отступлении неверных. Генерал-майор Савельев, оставшийся в Дербенте с одним пехотным батальоном, забил тревогу. Удержать город такими малыми силами в случае назревавшего мятежа не представлялось возможным, а в случае захвата противником единственной дороги из Закавказья весь русский корпус оказывался в мышеловке. Повторный штурм или осада Дербента были невозможны из-за отсутствия припасов, а обходной марш по зимним горам выглядел совершенной авантюрой. Кое-какое военное имущество все-таки удалось с большими трудностями вывезти на судах в Астрахань. Но провиант, с таким трудом заготовленный в Баку и Дербенте, продали за копейки. Общие потери армии убитыми, умершими и пропавшими без вести составили около шести тысяч человек, из них только в Грузии осталось более 300 человек дезертиров. Денежные расходы составили огромную по тем временам сумму в один миллион 640 тысяч рублей [153]. О трудностях обратного похода автор истории Эриванского полка выразился следующим образом: «…наши кавалеристы возвратились в свои границы пешими и в крайне расстроенном состоянии» [154]. На деле это означало, что от боевой конницы фактически ничего не осталось.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии