Хатшепсут. Дочь Солнца - Элоиза Джарвис Мак-Гроу Страница 28

— Чего же ты хочешь, мой друг? — наконец спросил Хапусенеб.

— Я хочу помочь тебе стать Первым жрецом Амона вместо Акхема.

Хапусенеб невозмутимо выслушал эти слова, а затем спросил:

— И чего же ты за это хочешь?

— Должность в этом храме. Можно маленькую. Только для того, чтобы было откуда лезть вверх.

— Тогда награда должна предшествовать «помощи». Это непременное условие.

— Да, — Сенмут склонился к собеседнику. — Ты, естественно, думаешь, что я могу получить свою награду и благополучно забыть об остальной части нашего соглашения. Я не сделаю этого, мой друг. Если я так поступлю, ты всегда сможешь выжить меня с моей должности, так что у меня нет возможности для обмана.

Хапусенеб катал по столу свой кубок. Он держался всё так же невозмутимо, движения его были неторопливы, но он явно не пытался тянуть время. Сенмут, которому не было присуще подобное терпение, с трудом заставлял себя спокойно сидеть в кресле и не барабанить пальцами по подлокотникам.

— И что же ты предлагаешь делать? — спросил Хапусенеб.

— Думаю, что действие лучше оставить мне. Многое зависит от случая, который не замедлит появиться. Я могу обещать, что в течение нескольких лет Акхем потеряет почву под ногами.

— И чтобы укрепить её, позовёт на помощь фараона. Что же мы будем делать тогда, мой заговорщик?

Сенмут улыбнулся, его лицо прорезали глубокие морщины:

— А кто будет тем фараоном, к которому воззовёт Акхем? Не наш Добрый Бог. К тому времени он уже ляжет в гробницу. Думаешь, у Немощного хватит сил и опыта, чтобы одолеть возникший хаос? Это было бы невероятно.

Хапусенеб откинулся в кресле, задумчиво потягивая вино.

— А почему ты думаешь, что я жажду облачиться в одежды Верховного жреца? — спросил он после паузы. Вместо ответа Сенмут опять ограничился улыбкой.

Впервые за всё время разговора в глазах жреца промелькнуло удовольствие. Он не повторил вопрос, а лишь заметил:

— Ты тороплив. Это легко лишь на словах. Ведь есть ещё и обеты, о которых я обязан помнить... Моё положение... Как Первый сем-жрец, я вряд ли стану возмущать жрецов против моего священного предводителя.

— Конечно. А я стану. Смогут ли подобные тонкости удержать, к примеру, Второго писца? Точно так же, как несколько позже — Первого писца или начальника кладовых? Чем выше я заберусь, тем больше у меня будет возможностей способствовать твоему благу.

— Я должен принять на веру, что ты действительно заботишься о моём благе?

— Конечно, нет, — сказал Сенмут. — Но если ты согласишься на моё предложение, то твоё благо станет основой моего, а оно как раз вызывает у меня наибольший интерес.

— Ты говоришь очень убедительно, — пробормотал Хапусенеб.

Сенмут облегчённо вздохнул и откинулся в кресле. Заметив в руке кубок, он выпил вино — в один или два глотка, так же, как и другие. Брови жреца поднялись. Он сухо сказал:

— Кажется, я должен или прервать нашу беседу, или послать ещё за одним кувшином вина.

— У меня поистине божественная жажда, — с улыбкой заметил Сенмут.

— И божественная уверенность в себе. Как я могу поверить, что ты способен на чудеса, о которых рассказывал?

Сенмут пожал плечами:

— Обрати внимание на то, что всего четыре года назад я вступил в должность Третьего писца кладовых в храме Монту. А теперь я Главный пророк.

Хапусенеб искоса взглянул на него, а затем сказал:

— Мой друг, сдаётся мне, что ты негодяй.

— Чушь. Люди — это люди. Большинство из них или овцы, или надутые дураки. Нужно только осознать это, чтобы научиться управлять ими по своему разумению, и только ещё больший дурак откажется от этого. — Сенмут встал. — Я должен идти. Прошу тебя, подумай над этими словами до нашей следующей встречи. Скажем, завтра. Благодарю за вино, за то, что внимательно выслушал меня, за...

— Подожди немного. — Хапусенеб всё так же неподвижно сидел в кресле. — Чего ты на самом деле добиваешься? Какова твоя конечная цель?

Сенмут изобразил на лице душевные колебания, словно тщательно обдумывал новую мысль.

— Ты говоришь, конечная цель, мой друг? Думаю, у меня се нет. Когда я достигну одной цели, за ней откроется другая. Не так ли?

Жрец резко поднялся с места.

— Твоя цена, парень. С меня хватит твоих мудрствований. Я хочу знать цену.

— Я ведь сказал тебе. Только ради чести оказать содействие...

— Хватит болтать! Я не дурак и не куплю ничего, не зная, какого количества золота или угрызений совести это будет стоить. Ты хочешь подняться. И ты наверняка хочешь, чтобы я помог тебе залезть наверх. Каким образом?

— Лишь в мелочах. Ты с радостью согласишься на них, когда подойдёт время, потому что они пойдут тебе на пользу. А я обещаю, мои интересы никогда не разойдутся с твоими. Если ты примешь моё предложение, — бросил Сенмут, направляясь к двери.

— Ну наконец-то! — выдохнул Хапусенеб. Поставив кубок на стол, он не спеша направился к Сенмуту. — А что будет, если я откажусь?

— Мой почтенный друг, — запротестовал Сенмут, — неужели мы должны рассматривать такую прискорбную возможность?

— Уверен, что должны — по крайней мере сейчас.

Сенмут разочарованно пожал плечами и уступил:

— Ладно. Если ты откажешься, то мои интересы с этого момента не просто войдут в противоречие с твоими. Они совпадут с интересами твоего врага, Верховного жреца Акхема.

Жрец несколько мгновений без всякого выражения смотрел на Сенмута, а затем распахнул дверь.

— Я обдумаю твои слова, — сказал он голосом сухим, как ветер пустыни. — Прощай, до встречи.

— Живи вечно, достопочтенный, — дружелюбно ответствовал Сенмут. Он поклонился и пошёл по коридору. Дверь за ним захлопнулась с чересчур громким стуком. Посмеиваясь про себя, Сенмут повернул к Великому двору.

Когда он вышел, солнце уже опустилось за стену храма. Через двор протянулась череда носилок: царское семейство возвращалось в свои покои. Сенмут присоединился к другим жрецам и свите богов, которые с почтительного расстояния наблюдали за процессией. Прислонившись к гигантской колонне, он увидел рядом Первого писца фиванского храма Хатор, с которым успел познакомиться вчера.

— Это последняя церемония на сегодня? — спросил он соседа.

— Да, последняя, и меня это вовсе не огорчает. Для жрецов Хатор это был тяжёлый день. И для Доброго Бога тоже, — жрец мотнул головой в сторону фараона, который вылезал из носилок около Тростникового дома. — Это просто счастье, что он не простой смертный, подобно всем нам, иначе его силы подверглись бы тяжкому испытанию.

— Завтра день для него будет ещё тяжелее.