Русский сюжетъ - Людмила Третьякова Страница 28

Между тем Николай I, не терпевший опозданий своих приближенных и сам не допуская их, явился в точно назначенный час.

Грянул оркестр. Высокий гость шел вдоль живого коридора, образованного гостями у Ланских. Дамы, по этикету располагаясь в первом ряду, склонились в реверансе и замерли.

У царя было хорошее настроение. С высоты своего роста оглядывая гостей, он то и дело легким кивком здоровался с ними, ведя под руку хозяйку дома. В разговоре с ней и Петром Петровичем Николай между тем поинтересовался:

– А как поживает моя крестница? Я, признаться, думал повидаться с ней.

И тут Наталья Николаевна рассказала, какое горе сегодня пришлось пережить маленькой Александре Петровне, которой было отказано в свидании с крестным отцом.

– Узнайте, спит ли она? – рассмеялся Николай. – Если нет, то я сейчас пойду к ней.

Торопливо войдя в детскую, Наталья Николаевна увидела вздыхавшую у кроватки няню. Азя с распухшими от слез глазами и не думала спать, а прислушивалась к долетавшим снизу звукам оркестра. Увидев мать, она вскинула взлохмаченную головку.

– Азя, царь к тебе идет.

Промолвив это, быстрым движением Наталья Николаевна зажгла свечу и, поставив шандал на столик, исчезла. Няня, охнув, отступила в темноту. Азю будто подкинуло на постели. И вдруг в полумраке комнаты появилась высокая фигура государя.

Приподняв подол и без того короткой рубашонки, девочка с самым важным видом в тот же миг голыми ногами старательно изобразила реверанс, подмеченный ею у дам.

«Более полувека прошло с тех пор, и я как сегодня помню трепетное биение моего сердца, детский восторг, охвативший мой ум!.. – признавалась Александра Петровна. – Государь неудержимо рассмеялся моей комической фигурке, взял меня на руки и расцеловал в обе щеки. Он ласково поговорил со мною, но что он мне сказал – не помню. Я вся обратилась в зрение и впилась в него глазами, зато он и теперь как живой сохранился в моем воображении.

По его уходе няня, укладывая, стала выговаривать мне, что я должна была бы спокойно лежать, а не вести себя непристойно, но я свысока отрезала, что она ничего не смыслит в придворном этикете.

Однако же на другой день, когда старшие сестры подняли меня на смешки, я мало-помалу утратила веру в свою оценку светских приличий и, когда меня стали систематически изводить фразой: «Расскажи-ка, Азинька, как по этикету ты показала Царю свои голые коленки», я уже сознавала свою провинность и сконфуженно опускала голову».

* * *

С самого начала Ланской сделал жену полной хозяйкой своего дома, всех доходов, которые имел. Сам он по-прежнему обходился лишь незначительной суммой на личные нужды, предоставляя жене право распоряжаться всем остальным.

Это создавало для Натальи Николаевны немалые трудности. Очевидно, наука экономного хозяйствования ей не давалась – ни с Пушкиным, ни с Ланским. Только что было изрядно денег и вдруг они исчезли – у Натальи Николаевны просто голова шла кругом. Подчас она принималась плакать, глядя на толстую пачку счетов, невесть откуда взявшуюся. Тогда она давала себе слово быть более бережливой и во имя экономии свечей порой с детьми вечерами просиживала в одной комнате. Но проку от такой практичности, ясное дело, было немного. С каким удовольствием она тратила бы собственные деньги! Но их как не было раньше, так не было и сейчас.

По своей слабохарактерности не преуспела Ланская и в управлении слугами. А их в генеральском доме находилось немало. Как всегда, эти простые, но весьма сметливые люди раскусили хозяйку и жили себе, как душе угодно: кто пил, кто гулял, кто спал, кто исчезал из дому на побочные заработки.

Наталья Николаевна все надеялась проявить характер: как только в дом вернется вечно посылаемый царем в разные концы Петр Петрович, тут-то она и нажалуется, тут-то и порасскажет. Но сгоряча изложив все свои хозяйские обиды мужу, Наталья Николаевна сейчас же умоляла его никого не наказывать, ибо, если узнает, что кто-то пострадал по ее вине, не простит себе этого.

Понятно, что и Ланской время от времени призывал жену навести порядок в их семейном бюджете и в конце концов обуздать бессовестную дворню. В такие моменты на безмятежном небосводе супружества набегали тучки. Наталья Николаевна понимала, что муж прав, хотя безусловно ее самолюбие уязвлялось. Но характер есть характер: никакими клятвами, данными себе, его не исправить. Да и дом командира блистательного гвардейского полка со всеми очень разнообразными обязанностями, возложенными на хозяйку, требовал большой оборотистости и неусыпных хлопот с утра до вечера.

Наталья Николаевна из всего выбирала для себя то, что было ей по душе и казалось главным – детей...

Дети всех возрастов, окружавшие Наталью Николаевну, требовали развлечений. Она не могла отказать им, хотя, выбирая увеселительные зрелища, всегда интересовалась стоимостью билетов: денег, даже и генеральских, было в обрез. Целый «пансион» детей, представительские расходы, большой штат прислуги – все это требовало средств. Вот, например, она пишет:

«У меня было намерение после обеда отправиться со всеми на воды, чтобы... послушать прекрасную музыку... Я послала узнать о цене на билеты. Увы, это стоило по 1 рублю серебром с человека, мой кошелек не в таком цветущем состоянии, чтобы я могла позволить себе подобное безрассудство». На сей раз «встречу с прекрасным» пришлось заменить менее изысканными удовольствиями: Наталья Николаевна со своей ватагой отправилась полюбоваться плясунами на канате.

Читая переписку генеральши Ланской, можно узнать, например, как она попыталась попасть с детьми на «какое-то необыкновенное представление», за один рубль серебром кавалер мог провести столько дам, сколько захочет». «Кавалером» был избран Саша Пушкин, в ту пору шестнадцатилетний юноша. Но в компании, где большинство составляли «дамы», заминка вышла из-за Гриши Пушкина. Наталья Николаевна не без юмора признается: ей хотелось бы, чтобы этого ее четырнадцатилетнего сына «сочли за ребенка, но его не согласились признать таковым, и мне пришлось заплатить еще рубль».

Иногда, правда, побаловать молодежь ей удается за небольшую мзду, а то и бесплатно. Особенно летом, когда семья жила на даче на Каменном Острове.

В погожие дни ехали гулять в Строгановский сад, чудное место на окраине столицы, где и маленькие, и большие находили себе забавы. Здесь была устроена специальная площадка с аттракционами. Детвору развлекали фокусники и гимнасты. А в огромном крытом помещении сада давали концерты популярные в Петербурге оркестры, цыганские хоры.

Летом Наталья Николаевна увозила детей на Острова – хоть и близко к городу, но много зелени и свежий ветер с залива. Старинная акварель передает очарование этой окраины Петербурга, которым наслаждалась вдова Пушкина, жена Ланского.

В непогоду дети проводили время в доме. Одни пели под аккомпанемент фортепьяно, другие, нарядившись кто во что горазд, устраивали домашний театр, кто-то мирно играл, кто-то громко ссорился. Взрывы смеха чередовались с воплями и слезами, а в общем вокруг Натальи Николаевны стоял «невообразимый шум и гам». Похоже, она и сама не старалась найти убежище потише, находя удовольствие наблюдать полную сил и энергии молодую ватагу.