Большая волна в Канагаве. Битва самурайских кланов - Юми Мацутои Страница 28

В город пришла весна, и он утонул в грязи, бороться с которой было бесполезно, потому что даже если бы удалось убрать всю грязь со всех улиц, то она снова таинственным образом заполнила бы их за один день. Это было проверено на опыте: как-то раз весной князь приказал вычистить весь город до последнего переулка, после чего очищать колеса у всех повозок, приезжавших в город, и чистить подошвы сандалий у всех путников, приходящих сюда. Казалось бы, откуда теперь было взяться грязи? – но ровно через день город снова утопал в ней.

Вместе с тем, если пустить дело на самотек, то по прошествии самого непродолжительного времени грязь сама исчезала с городских улиц, и уборщикам оставалось лишь подмести их, затратив небольшие усилия. Следовательно, нужно было только запастись терпением и выждать: это и было лучшим способом борьбы с грязью.

Но пока город был наполнен ею, лучше всего было оставаться дома; в крайнем случае, передвигаться на носилках или верхом на лошади. И то, и другое, и третье являлось привилегией богатых людей; бедные, впрочем, и не претендовали на такое: они расхаживали по грязи с полным равнодушием, задрав полы одежды, а в теплую погоду – и вовсе полуголые.

И уж, конечно, нельзя было в эту пору удержать дома детей. Ранняя весна была для них настоящим праздником, наполненным удивительными и радостными событиями – чего стоил один только разлив рек, омывающих Радужную долину! Каждое утро к реке, к столбу с метками, показывающими подъем уровня воды в разные годы, прибегали десятки мальчишек и девчонок. Они гадали и спорили, дойдет ли в этом году вода до самой верхней метки; на них не действовали никакие объяснения о том, что тогда случится большой потоп, который приведет к страшным бедствиям. Дети ждали этого потопа как чего-то необычного и увлекательного и скептически воспринимали страхи взрослых.

Однако и без потопа половодье было поразительным и захватывающим зрелищем. Вздувшиеся, бурные речные воды несли столько всего, что впечатлений от увиденного хватало потом на все лето. Много было смешного, много было и страшного: неистовый хохот раздавался на берегу, когда на стремнине реки пролетало бревно, на котором, тесно прижавшись друг к другу, сидели лисица и заяц, или мелькала на воде какая-нибудь забавная вещица, вроде ночного горшка, предмета, редко выставляемого на всеобщее обозрение.

Были мгновения, когда дети застывали от ужаса или разбегались с отчаянными криками: так происходило, если по реке проплывали распухшие тела утопленников, и особенно было жутко, когда их прибивало к берегу или к террасе одного из стоявших у реки домов. Но даже эти ужасные картины не могли напугать детей настолько, чтобы они надолго покинули свои наблюдательные посты: пока вода не спадала, речной берег с утра до вечера был усыпан разновозрастной детворой.

* * *

Маленький Такэно занимал важное место в иерархии детского общества. Места в ней распределялись независимо от представлений, принятых на этот счет во взрослой среде. Так, например, Кадото, сын богатого самурая из древнего рода, должен был главенствовать в ребячьей компании, но находился в подчиненном и даже несколько приниженном состоянии из-за того, что был труслив и слабодушен. Сыну же рядового дворцового писаря, Камаде, следовало бы занимать одно из последних мест, если бы их распределяли взрослые, но он занимал первое, поскольку был отважен, ловок и неистощим на всяческие выдумки.

Взрослым хотелось бы, конечно, чтобы дети вели себя соответственно положению своих отцов во взрослом мире, но это было невозможно, потому что законы его были отличны от законов мира детей. Как только ребенок оказывался один на один со сверстниками, он отлично понимал, что тут действуют свои правила, и они казались ему куда более естественными, разумными, а главное, более понятными, чем правила взрослого мира. По этим, взрослым правилам отец Такэно занимал в столице довольно скромное положение, потому что лишь недавно получил звание самурая и еще не имел ни богатства, ни земли. Значит, и маленький Такэно обязан был держаться скромно и почтительно перед Кадото, но с точки зрения детей это было абсурдом. Маленький Такэно знал и умел столько, что Кадото следовало с почтением относиться к нему, тем более что Такэно был еще и мужественным: он не плакал, даже когда ему бывало очень больно.