Александр Михайлович. Несостоявшийся император - Александр Широкорад Страница 27

6 марта «Рында» покинул Мельбурн. Впереди была Новая Зеландия и острова Фиджи, Самоа, София, Уалан.

Позже Александр Михайлович напишет: «Молуккские острова, острова Фиджи, Цейлон и Дарджилинг в Гималаях в особенности пришлись мне по сердцу.

Вспоминаю тропический рай Молуккских островов. Широкая река, катящая свои волны через пальмовые рощи. Острова Фиджи. Маленький тесный отель в Дарджилинге с бесподобным видом на величественную Канченджангу.

А вот раннее утро в джунглях Цейлона... Дождь лил всю ночь: свежесломанные ветки, специфический острый запах и глубокие следы на глинистой почве говорят о близости диких слонов. Мы медленно и осторожно продвигается вперёд верхом. Нас предостерегают крики разведчиков-туземцев. “Осторожно! Осторожно! Они готовятся к нападению”, — говорит нам английский эскорт. Я переживаю в первый раз горделивое удовлетворение, принимая участие в охоте на слона...

Я часто вспоминаю обо всём этом после революции, и мне кажется, что далёкий остров где-нибудь на Тихом океане был бы самым подходящим местом для человека, жизнь которого была исковеркана колёсами истории. Этими мыслями я делился с моею женой и сыновьями, но они решили остаться в Европе, которая не говорила ничего ни моему уму, ни сердцу даже в годы моей молодости. Быть может, когда-нибудь мои мечты сбудутся. Как ни грустно посетить снова места, где я был счастлив сорок лет тому назад, я твёрдо верю, что ни океан, ни тропические леса, ни горы мне не изменят. Изменяют только люди...»

Весной 1889 г. корвет «Рында» отправился домой через Суэцкий канал. Во время недолгой стоянки в Пирее Александр Михайлович встретился со своей кузиной великой княгиней Ольгой Константиновной, королевой эллинов. По желанию великого князя корвет зашёл в Монте-Карло, чтобы Александр Михайлович смог повидаться с родителями, братом Георгием и сестрой Анастасией.

Во время стоянки в Англии Александр Михайлович получил от Александра III телеграмму с предписанием «передать привет» королеве Виктории. Позже Александр Михайлович писал: «Так как отношения между Россией и Англией были далеко не дружественные, то я не слишком радовался возложенному на меня высокому поручению. Я уже имел случай много слышать о холодности Виктории и приготовился к худшему.

Полученное из дворца приглашение с лаконической припиской “к завтраку” только увеличило мои опасения. Личная аудиенция была тем хороша, что должна была быть непродолжительной, но перспектива участвовать в продолжительной церемонии высочайшего завтрака с королевой, известной своим недоброжелательством к России, не предвещала ничего хорошего. Я прибыл во дворец до назначенного мне времени, и меня ввели в полутёмную гостиную. В течение нескольких минут я сидел в одиночестве и ждал. Наконец на пороге появились два высоких индуса: они низко поклонились и открыли двухстворчатую дверь, которая вела во внутренние покои. На пороге стояла меленькая полная женщина. Я поцеловал ей руку, и мы начали беседовать. Меня поразила простота и сердечность её манер. Сперва мне показалось, что эта задушевность означает коренную перемену политики Великобритании в отношении России. Но объяснение этому было другое.

— Я слышала о вас много хорошего, — сказала королева с улыбкой. — Я должна вас поблагодарить за ваше доброе отношение к одному из моих друзей.

Я удивился, так как не мог вспомнить никого из встречавшихся мне лиц, которое могло бы похвастаться дружбой с её величеством королевой английской.

— Неужели вы уже забыли его, — улыбаясь, спросила королева. — Мунчи, моего учителя хинди?

Теперь я понял причину её тёплого приёма, хотя индус Мунчи никогда не говорил мне, что был учителем английской королевы. Я познакомился с ним в Агре, когда осматривал Тадж-Махал. Он высказал очень много глубоких мыслей относительно религиозных верований индусов, и я был очень обрадован, когда Мунчи пригласил меня к обеду. Я никогда не предполагал, что то, что я отведал пищу у Мунчи, очень поднимет авторитет этого индуса в глазах высокомерных индусских раджей и что он напишет пространное письмо королеве Виктории, в котором восхвалял мою поразительную “доброту”.

Королева позвонила. Дверь открылась, и на пороге появился мой друг Мунчи собственной персоной. Мы поздоровались очень сердечно, а королева радостно наблюдала за нашей беседой.

К моменту, когда завтрак был уже подан, я чувствовал себя уже совершенно свободно и был в состоянии ответить на все вопросы о политическом положении в Южной Америке, Японии и Китае. Британский народ имел полное основание гордиться этой необычайной женщиной. Сидя за письменным столом в Лондоне, королева внимательно наблюдала за изменчивой картиной жизни в далёких странах, и её меткие замечания свидетельствовали об остром уме и тонком понимании действительности.

За столом присутствовали лишь ближайшие родственники королевской семьи и между ними принц Уэльский с супругой, будущий король Эдуард VII и королева Александра. Принцесса горячо любила свою сестру государыню императрицу Марию Фёдоровну, и её присутствие и личное обаяние действовали на меня ободряюще. Она была глуховата, и я должен был повышать голос, отвечая на её вопросы относительно императрицы, племянников и племянниц. Я взглянул в сторону королевы, чтобы убедиться, не мешаю ли я ей своим громким голосом. Но она ободряюще кивнула мне головой: все делали точно так же, когда разговаривали с красивой принцессой Уэльской, и громче всех кричал при этом её собственный супруг Эдуард. Если бы кто-либо посторонний вошёл в столовую, в которой происходил высочайший завтрак, он мог бы подумать, что происходила пренеприятная семейная сцена.

Два дня спустя меня опять пригласили на семейный обед. С каждым днём королева оказывала мне всё более и более внимания. Я встречался с королевой Викторией и потом, но встречи наши происходили в отеле “Симье” в Ницце, где королева проводила обычно каждую весну.

Для “морского волка”, проведшего почти три года в дальнем плавании, светские обязанности, выпавшие на мою долю в Лондоне, были, пожалуй, чересчур сложными. Приветствие государя императора должно было быть передано мною всем членам английской королевской семьи, что влекло за собою участие в целом ряде завтраков, чаёв и обедов. Я возобновил моё знакомство с герцогом Эдинбургским, которого я встретил в Москве на коронации в 1883 г. Он был женат на моей двоюродной сестре, великой княгине Марии Александровне, дочери Александра II. Хотя их четыре дочери и были ещё очень молоды, но все они выказывали признаки поразительной будущей красоты. Самый строгий судья женской красоты затруднился бы отдать пальму первенства Мисси — ныне вдовствующей румынской королеве Марии, Даки — великой княгине Виктории Фёдоровне, супруге великого князя Кирилла Владимировича, Сандре — принцессе Александре Гогенлоэ-Лангенбур, или же Бэби — инфанте испанской Беатрисе».

Но вот визит в Лондон закончился, и «Рында» отправился в Кронштадт. Там корвет был разоружён и поставлен на капитальный ремонт. Почти все офицеры получили повышения в чине и новые назначения. Александр Михайлович ещё в плавании был произведён в лейтенанты.

И вот лейтенант сидит и скучает в огромном Михайловском дворце: «В Петербурге всё осталось по-старому. Та же рутина. Три раза в день мы встречаемся с отцом в столовой. Он ест наскоро, затем спешит на заседание Государственного совета. Разговоры всё те же, что и три года тому назад; те же сплетни скучающих придворных дам. Та же прислуга, ходящая на цыпочках. Даже тот же самый повар».