Иван Грозный и Стефан Баторий. Схватка за Ливонию - Витольд Новодворский Страница 27

Эта бесцельная дипломатическая переписка свидетельствует, что Иван совершенно растерялся: на него напал страх, который он, как человек больной психически, порой испытывал. Очевидно, его расстроенное воображение охватило тогда, как это часто с ним случалось, навязчивое представление о том, что он окружен со всех сторон изменой. Чтобы рассеять охвативший его ужас и увериться в преданности своих подданных, царь прибег к обычному для себя средству: призвав митрополита и иное духовенство, он публично стал каяться в грехах, просил прощения и обещал быть впредь милостивым. Все, конечно, заявили, что прощают своему царю и присягают ему на верность.

Но и после этого Иван не обнаружил бóльшей решительности в своих действиях и продолжал надеяться на успех в дипломатической игре. Иван узнал о проектах союзов, составлявшиеся императорами и папами против турок. Поэтому он решил вопреки своей обычной политике примкнуть к такому союзу, лишь бы только заручиться поддержкой империи в борьбе с польским королем. Еще в марте 1580 года был послан в Вену с предложением союза против турок гонец Афанасий Резанов, а в конце августа с тем же самым был отправлен Истома Шевригин. Царь объяснял императору Рудольфу войну с Баторием тем, что по соглашению с его отцом Максимилианом старался возвести на польский престол его брата Эрнеста. В отмщение за это Баторий, ставленник турецкого султана, дескать, и начал с Иваном войну. Царь утверждал, что, по сути, идет борьба христианства с мусульманством. Ввиду этого Иван предлагал императору Рудольфу союз, чтобы «Стефан король таких дел впредь не делал и на крестьянское кроворазлитие не стоял и с бесерменскими государи не складывался на крестьянство». Царь надеялся привлечь к этому союзу всех князей Германской империи и папу. Поэтому Истома Шевригин из Вены должен был ехать в Рим.

А Баторий, не тратя слов, действовал в это время оружием. Из Суража он отправился по течению реки Усвячи к крепости Усвяту. Во время похода соблюдался, по обыкновению, строгий порядок. Авангардом начальствовал полоцкий каштелян Волминский, на которого была возложена обязанность производить рекогносцировку местности. Она повсюду была пуста, так как жители, по приказанию Ивана, были взяты в армию или отправлены защищать крепости. За Волминским следовал польный гетман литовский Христофор Радзивилл с литовскими наемными отрядами, а за ним его отец великий гетман литовский Николай Радзивилл с литовскими добровольцами. Литовские войска шли впереди на расстоянии нескольких миль от главного корпуса, в котором находился сам король. Авангард этого корпуса составлял отряд, которым командовал надворный гетман Ян Зборовский; за ним шел с венгерской конницей Габора Бекеш. Далее, на расстоянии нескольких верст, следовала венгерская пехота под командой Карла Иштвана, а за ней уже сам король в окружении 800 стрелков. Замыкала движение польская конница и пехота под началом брацлавского воеводы князя Януша Збаражского. Орудия и иные тяжести тащили вверх по течению реки Усвячи, что представляло немалые трудности, но в лесистой и болотистой местности иного способа для их перевозки не было.

15 августа Литовцы первыми подступили к Усвяту. Узнав о приближении врага, жители посада зажгли свои дома и ушли под защиту стен крепости. Вскоре гарнизон крепости получил письмо от великого гетмана литовского с требованием сдачи. В противном случае, говорилось в письме, пощады не будет. Московиты ответили, что не могут прочесть литовского письма, так как у них нет никого, кто обучен грамоте не только литовской, но и московской. Дав такой ответ, они открыли пальбу по неприятелю, переправлявшемуся в это время через Усвячу. Но на следующий день, после того как король прислал на помощь литовцам несколько сотен поляков и венгров и те устроили ночью шанцы совсем близко к крепости, осажденные сдались, выговорив себе право свободного выхода из крепости с имуществом, которое каждый будет в состоянии вынести. Замок был отдан врагу в целости с 8 орудиями, 50 гаковницами, 143 ручницами и значительным количеством ядер, пуль и пороха. После сдачи оказалось, что гарнизон крепости состоял из 53 детей боярских (с 50 слугами), 345 стрельцов и 624 человек простого народа. Из гарнизона только 66 человек присягнули Баторию и отправились в Литву, остальные же возвратились на родину, за исключением, впрочем, крестьян, которые остались на месте; они принесли присягу на подданство королю.

Воеводы Михаил Вельяминов, Иван Кошкарев и стрелецкий голова Иван не хотели добровольно выходить из крепости; тогда их вывели силой и, по приказанию Батория, отправили в Витебск. На следующий день, 17 августа, король прибыл в Усвят и принял замок от великого гетмана литовского, который по этому случаю произнес длинную речь; Баторий ответил на нее кратко, выразив благодарность победителям. Успех литовцев вызвал некоторое чувство досады и зависти в поляках.

Осмотрев замок, Баторий двинулся дальше. Поход совершался в таком же порядке, как и прежде. Пришлось только вытащить из реки орудия и поставить их на колеса. Переход был сложен: к прежним затруднениям присоединился недостаток корма для лошадей, ибо в лесу было мало не только травы, но и вереска. Гейденштейн говорит вообще о недостатке съестных припасов вследствие того, что местность была безлюдна. Существовала еще другая дорога, по более плодородной местности, но длинная, притом перерезанная реками, так что пришлось бы строить много мостов. Дорожа временем, Баторий предпочел короткий путь.

22 августа король остановился на ночлег на реке Комле, впадающей в Ловать, 23‑го — у озера Долгое, где к нему доставили от Николая Радзивилла четырех пленных касимовских татар, пойманных казаками князя Острожского. Пленные принадлежали к легкому кавалерийскому отряду в 150 человек, высланному на разведку. Их подвергли допросу, каждого в отдельности, и они дали согласные показания. Они заявили, что московский государь запретил своим воеводам вступать в сражение с королевскими войсками в открытом поле, так как он сильно напуган известиями о многочисленности армии Батория: лазутчики донесли ему, что у короля более 100 000 хорошо вооруженных людей. Царь разрешил производить только нападения при удобном случае ради захвата в плен отдельных лиц, чтоб получить от них сведения о состоянии сил врага.

24 августа король оставался на месте, а 25‑го уже был на расстоянии двух миль от Великих Лук. Здесь к нему должен был присоединиться Замойский. В этот же день Баторий в сопровождении обоих литовских гетманов, каштеляна Зборовского и Габора Бекеша ездил осматривать Великие Луки ^[62], причем подъезжал так близко к крепости, что можно было легко его подстрелить. Гетманы останавливали короля, прося его проявить осторожность, но напрасно; он отвечал только, что уверен, будто ничто повредить ему не может. Из крепости и в самом деле стали стрелять и убили лошадь под слугой Христофора Радзивилла. 26 августа Баторий ездил вторично осматривать Великие Луки, но уже с другой стороны; он переправлялся вброд через Ловать.