Русская Австралия - Андрей Кравцов Страница 27

Интерес к австралийской политической жизни и участие в профсоюзном движении были важными вехами на пути русского принятия Австралии как своей собственной страны. Некоторые из приверженцев радикальных взглядов со временем смягчали свои воззрения и включались в австралийскую общественную жизнь. Например, братья Туликовы вначале разделяли социал-демократические позиции Русской ассоциации, но постепенно их взгляды изменились. В 1924 г. Николай Туликов был библиотекарем русской ячейки ипсвичского отдела Коммунистической партии Австралии, но к 1930-м гг. семья уже участвовала в разных областях общественной жизни в Ипсвиче.

Устин Гловацкий был тесно связан с лейбористами и профсоюзным движением и всегда голосовал за лейбористов. Его семье это казалось довольно странным, потому что у него на стене висела фотография царской семьи. И в то же время он голосовал за лейбористов. «Моя мать вбивала нам в голову, что лейбористы — это те же коммунисты, она всегда голосовала за либералов. И каждый раз перед выборами мы, трое детей, должны были сидеть под грушей в саду, пока родители спорили», — вспоминает его дочь. Павел Кирвалидзе был еще одним убежденным приверженцем лейбористов. Застряв в России после революции, он чудом вырвался из застенков ЧК в 1924 г. и, добравшись до Австралии, работал докером в штате Квинсленд. Так как он активно участвовал в работе Маккайского отделения лейбористской партии, то, когда у него возникли проблемы при натурализации, в его поддержку выступили члены парламента и профсоюзные лидеры.

Свидетельства того, что русские становились австралийцами, можно найти в самых неожиданных местах. В 1918 г. капрал Николай Лагутин проявил храбрость и мужество в боях за Лихон, за что и был награжден военной медалью, а в 1939 г. он значится уже президентом клуба рыболовов Уоверлей в Сиднее. Женившись в Англии, он работал в Сиднее кондуктором трамвая и, согласно полицейскому отчету, «не являлся членом какого-либо иностранного клуба и не поддерживал связей с иностранцами». Подобным же образом, когда Питер Стерлецкий подал документы на натурализацию вскоре после возвращения с фронта, полицейский сообщал: «Заявитель не известен русским в Брисбене, поскольку он не общается с ними». Он добавлял, что Стерлецкий не зарегистрировался в полиции как иностранец потому, что «другие ветераны ему сказали, что, раз он фронтовик, ему не надо регистрироваться». Очевидно, уже в то время боевые товарищи, а не русская община были его семьей. После войны, как и многие его земляки, он работал на строительстве железных дорог в Квинсленде и сумел вписаться в австралийскую жизнь. От его дочери исследователь Елена Говор узнала, что в 1929 г. он получил почетную должность мирового судьи — обычное дело для австралийцев, но крайне редкий случай среди иммигрантов тех лет. Джон Беппер на войне был ранен в обе руки и, окончив курсы маляров и декораторов в Англии, вернулся в Австралию с женой-англичанкой. В 1932 г. он написал песню «Наш Сиднейский мост» — гимн австралийским труженикам.

^{Сиднейский мост. Фото}

Русские анзаки, ежедневно общаясь с окружающими их австралийцами, по крупицам нарабатывали тот невидимый слой доверия и уважения, который постепенно изменял общественное мнение и делал австралийцев более терпимыми к русским, равно как и к другим иммигрантам. Но, как и на войне, часто требовались годы, чтобы уважение и любовь к чужаку завоевали их сердца. Годы страданий.

Участок земли, на котором когда-то располагалась ферма Егоровых в Пламптоне, под Сиднеем, теперь официально называется «Заповедником Александра Егорова», но его дети помнят дни, когда «жители Пламптона останавливались у его участка и с любопытством наблюдали, что делает там этот иностранец». Нашли они и донос на отца, написанный одним из соседей. Дочь Иосифа Рудецкого десятки лет спустя все еще помнит: «Когда мы шли в школу в Дэлби, дети бросали в нас камнями и, поджидая нас после школы, кричали: «Убирайтесь домой в Россию, в красную Россию! Вы нам в этой стране не нужны, это — наша страна».

Глава 5
Быт и нравы русской эмиграции в 1920–1940 гг.

Голубеет эвкалипта стройный ствол, куст невиданной акации расцвел… Только это все лишь малый уголок, громче пенья птиц на фабрике гудок… Нет Австралии тех детских наших дней, Вся сгорела между дымов и огней… Обездолили весь край своей гурьбой. Черный лебедь, песнь прощальную пропой.

К. Бальмонт. Черный лебедь. 1912

Русская эмиграция в Австралии после революции и Гражданской войны в России по своему количеству и составу была молодой и немногочисленной, если ее сравнить с другими центрами эмиграции: Парижем, Харбином, Белградом, Прагой. И, следовательно, достижения русских эмигрантов в Австралии в 1920–1930-х гг. не могут сравниваться с достижениями эмигрантов, проживавших в этих главных центрах российского рассеяния. Кроме того, положение дел усугублялось тем, что Австралия в 1920-х гг. была малоразвитым государством по сравнению с другими, в которых жили русские эмигранты, как в культурном, так и в экономическом смысле. В те времена Австралия только осваивалась. Здесь русским эмигрантам, даже самым культурным и образованным, приходилось приниматься за самую тяжелую физическую работу, чтобы хоть как-нибудь устроить свою жизнь и обеспечить свою семью. Нужно также принимать во внимание, что в 1920-е гг. весь мир переживал экономический кризис, депрессию, при которой найти работу, даже самую низкооплачиваемую, представлялось весьма затруднительным.

Несмотря на это, русские эмигранты стремились устроить не только свое материальное благополучие, но и ввести в свою жизнь и, что немаловажно, в жизнь подрастающего поколения те духовные и культурные качества, без которых существование русского человека немыслимо. Несмотря на все трудности жизни, препятствующие этим начинаниям, первым русским эмигрантам в Австралии в большой мере удалось их осуществить как в материальной, так и в духовно-культурной сферах. Усилия русских эмигрантов в этих областях обогатили не только их самих, но и культурную и экономическую жизнь самой Австралии, приютившей этих беженцев на своих бесконечных просторах. Кто были эти первые русские послереволюционные переселенцы?

^{Брисбен в 1910-х гг.}

Об Австралии давно знали на русском Дальнем Востоке. Тенденция переселения русских на этот континент появилась уже после окончания Русско-японской войны. На линии КВЖД, откуда разрешался безвизовый выезд, неоднократно проводилась рекламная кампания по переезду туда. Неудивительно поэтому, что с началом революции и Гражданской войны в России Австралия оказалась в списке стран, куда уезжали русские. Правда, этот поток поначалу был незначителен ввиду того, что эмигранты не хотели уезжать далеко от границ с Россией. Одним из энтузиастов переселения был журналист Александр Александрович Гзель (1883—?), который опубликовал немало статей в газете «Заря»: «…лично я за то, чтобы русские ехали в Австралию. Даже и при кризисах и безработице им хуже не будет, чем в Китае да и многих европейских странах». А вскоре — 24 марта 1925 г. — он и сам прибыл в Брисбен с женою Елизаветой Исаевной и 16-летним сыном Виталием на японском пароходе «Танго-Мару».