О Китае - Генри Киссинджер Страница 27

Китайская империя стремилась к расширению, но не к захватам. Она требовала уплаты дани и признания сюзеренитета императора. Но дань была больше символической, чем конкретной; сюзеренитет осуществлялся таким путем, что позволял сохранять автономию, которая почти ничем не отличалась от независимости. К началу XIX века страстно отстаивавшие независимость корейцы пришли к соглашению с китайским гигантом на севере и западе. Корея формально была страной-данником, корейские короли регулярно посылали дань в Пекин. Корея приняла конфуцианский моральный кодекс и китайские иероглифы для официальной переписки. Пекин, в свою очередь, проявлял повышенный интерес к делам на полуострове, чье географическое положение создавало коридор для возможного вторжения в Китай с моря.

Корея в какой-то мере играла роль зеркального отражения концепции стратегических императивов Японии. Япония тоже рассматривала иностранное присутствие в Корее как потенциальную угрозу своей безопасности. Расположение полуострова, выпирающего из азиатского континента в направлении Японии, подтолкнуло монголов к использованию его как стартовой точки в двух случаях попыток вторгнуться на японский архипелаг. По мере ослабления китайского имперского влияния Япония захотела обеспечить себе доминирующие позиции на Корейском полуострове и начала выдвигать свои собственные экономические и политические притязания.

На протяжении 1870-х и 1880-х годов Китай и Япония оказывались вовлеченными в ряд дворцовых интриг в Сеуле, стремясь завоевать влияние среди королевских группировок. Поскольку Корея оказалась в центре внимания иностранных амбиций, Ли Хунчжан советовал корейским правителям перенять китайский опыт борьбы с захватчиками. Следовало бы организовать конкуренцию среди потенциальных колонизаторов, пригласив их всех в страну. В письме на имя высокопоставленного корейского чиновника в октябре 1879 года Ли советовал Корее найти поддержку у дальних варваров, прежде всего у Соединенных Штатов:

«Вы можете сказать, что самый простой способ избежать проблем — закрыться от внешнего мира. Увы, когда речь идет о Востоке, это невозможно. Ни одно из действий человека не поможет прекратить экспансионистское продвижение Японии: разве ваше правительство не собиралось открыть новую эру подписанием торгового договора с ней? Посему не лучше ли пойти по пути нейтрализации одного яда другим, натравливанием одной силы против другой? Дела обстоят таким образом» ^[132].

На основании этого Ли Хунчжан предлагал Корее «ухватиться за любую возможность, чтобы заключить договорные отношения с западными державами, которых вы сможете использовать для контроля за Японией». Он предупреждал, что торговля с Западом принесет «вредоносные явления», такие как опиум и христианство; но в отличие от Японии и России, которые стремились получить территориальные завоевания, «единственной целью западных держав будет торговля с вашим королевством». Следует стремиться к тому, чтобы научиться балансировать между опасностями, исходящими от внешних сил, не позволяя ни одной доминировать: «Коль скоро вы осознаете мощь своих противников, используйте все возможные средства для разделения их; действуйте осторожно, используйте хитрость — только так вы докажете, что вы хорошие стратеги» ^[133]. Ли не раскрыл интересы Китая в Корее — либо потому, что он воспринимал как должное тот факт, что китайское превосходство не представляло собой угрозу такого же масштаба, какой была угроза со стороны других иностранных сил, либо потому, что у Китая не было практических средств не допустить иностранного влияния в Корее.

Китайские и японские претензии на специальные отношения с Кореей, разумеется, противоречили друг другу. В 1894 году и Япония, и Китай направили войска в связи с восстанием в Корее. Япония в итоге захватила корейского короля и посадила там прояпонское правительство. Националисты как в Пекине, так и в Токио призывали к войне; только Япония при этом обладала преимуществом в виде современных военно-морских сил, а средства, выделенные на модернизацию китайского флота, были направлены на обновления в императорском Летнем дворце ^[134].

В течение нескольких часов с начала войны Япония уничтожила плохо снабжавшиеся китайские военно-морские силы, мнимое достижение проводившейся в течение нескольких десятилетий политики «самоусиления». Ли Хунчжан, отозванный из очередной отставки, отправился в японский город Симоносеки для проведения переговоров о заключении мирного договора с практически невыполнимой миссией спасти достоинство Китая после военной катастрофы. Сторона, победившая в конфликте, зачастую имеет мотивы для затягивания урегулирования, особенно если с каждым днем ее позиции в торге улучшаются. Именно поэтому Япония усугубила унижение Китая, отвергнув одного за другим предложенных глав китайской делегации как имевших недостаточно высокий уровень, — намеренное оскорбление империи, до сего времени представлявшей своих дипломатов как наделенных небесными полномочиями и потому превосходящих по рангу всех других, каким бы ни был их ранг в Китае.

Условия, подлежащие обсуждению в Симоносеки, явились страшным ударом по китайскому видению своего превосходства. Китай обязывался уступить Японии Тайвань; прекратить церемонии получения дани с Кореи и признать ее независимость (на практике это означало открытие для дальнейшего проникновения японского влияния в Корее); выплатить значительную контрибуцию; уступить Японии Ляодунский полуостров в Маньчжурии, включая стратегически расположенные гавани в Даляне и Люйшуне (Порт-Артур). Только пуля японского националиста и несостоявшегося убийцы спасла Китай от еще более унизительного исхода. Пуля задела лицо Ли Хунчжана во время переговоров, поэтому, стремясь спасти себя от позора, японское правительство сняло несколько еще более жестких требований победителей в войне.

Ли продолжил переговоры с госпитальной койки, чтобы показать, что он не склоняется перед унижениями. Его стоицизм подкреплялся осознанием того, что, пока он ведет переговоры, китайские дипломаты обращаются к другой державе, имеющей интересы в Китае, в частности к России, чья экспансия в направлении Тихого океана нуждалась в сотрудничестве с китайской дипломатией после войны 1860 года. Ли Хунчжан предвидел соперничество между Японией и Россией в Корее и Маньчжурии и в 1894 году инструктировал своих дипломатов проявить максимум понимания в отношении России. Сразу же после возвращения из Симоносеки он обеспечил руководство Россией «тройственного вмешательства»

России, Франции и Германии, заставившее Японию вернуть Китаю Ляодунский полуостров.

Это был маневр с далеко идущими последствиями. Еще раз царский двор продемонстрировал к тому времени уже хорошо укоренившуюся трактовку китайско-российской дружбы. За свои услуги он получил особые права в другой огромнейшей части Китая. На сей раз Россия действовала гораздо тоньше и не так откровенно. Накануне «тройственного вмешательства» Ли был приглашен в Москву для подписания секретного договора, содержащего хитроумную и явно стяжательскую статью, предусматривавшую, что в целях гарантии безопасности Китая на предмет возможных дальнейших нападений Японии Россия построит продолжение Транссибирской железной дороги через Маньчжурию. В секретном соглашении Россия обязалась не использовать железную дорогу как предлог для «посягательства на китайскую территорию или нарушения законных прав и привилегий Его Императорского Величества Императора Китая» ^[135], что, однако, Россия как раз и начала к тому времени предпринимать. Как только железная дорога была построена, царские представители стали настаивать на том, что прилежащие территории требуют присутствия российских войск для защиты инвестиций. В течение нескольких лет Россия получила контроль над районом, который Япония вынуждена была оставить, и даже сверх того.