Сталин и Гитлер - Ричард Овери Страница 27

Нельзя игнорировать и сбрасывать со счетов те выгоды, которые Сталин извлекал из опыта непрерывного пребывания на административном посту и которые служили фактором устрашения в условиях его единовластия в политическом жизни 1930-х годов. Недавно опубликованная переписка между Сталиным и советским премьером Молотовым, а также между Сталиным и одним из его ближайших соратников Лазарем Кагановичем показывает, до какой степени все вопросы партии и государства, включая самые тривиальные, находились под неусыпным личным контролем Сталина. Она также иллюстрирует всю глубину подчинения Сталину со стороны советского руководства, установившегося к началу 1930-х годов, когда у всех его членов стало привычным почти по любым вопросам политики обращаться за директивами к Сталину. Письма говорят также о едва сдерживаемом беспокойстве человека, привыкшего получать немедленные и прямые указания Генерального секретаря, но вынужденного покорно дожидаться прибытия почты, если Сталин отсутствовал, находясь в коротком отпуске или пребывая на отдыхе на одной из своих дач³³. По этим письмам также видно, как ключевые рекомендации или решения по персональным вопросам и вопросам политики в реальности принимались без какой-либо оглядки на иерархическую структуру партии и государства. Указания Сталина не имели законной силы, но к началу 1930-х годов игнорировать их стало опасно. Существует рассказ о том, что, когда Сталин пожаловался на сорняки на московских тротуарах, посланные незамедлительно рабочие стремглав помчались вырывать все растения, оказавшиеся на виду³⁴. Практика неформальных методов обсуждения и принятия решений ни в коей мере не является исключительно советским феноменом, но Сталин использовал их для разрушения формальных платформ, на которых прежде происходило обсуждение и принятие решений и где было бы практически невозможно избежать определенной доли критицизма и обсуждений. Ему не нравилось то, что он называл «бюрократизмом», который, по его мнению, замедляет решение проблем и делает работу неэффективной. Сталин отдавал предпочтение обсуждениям в кругу немногих доверенных коллег или, еще больше, разговорам один на один в тиши его кабинета, а не часам, проведенным в комитетах.

Начиная с 1930-х годов он стал все реже и реже появляться на заседаниях, заставляя тех, кто присутствовал, решать трудновыполнимую задачу – пытаться понять, какова его точка зрения. Политическая работа продолжалась на его даче или на кремлевской квартире, за обедом или ужином, скрытно от коллег и, к великому сожалению историков, о ней не осталось никаких записей³⁵.

Эта скрытная форма власти существовала в отрыве от рутинных процедур, обязательных как для партии, так и государства, и опиралась на уникальный контроль Сталина над паутиной тайных связей и над секретной службой, чьи невидимые артерии пронизывали насквозь весь государственный и партийный аппараты. Скрытая структура советской системы служила политическим инструментом огромной важности, она была именно тем объектом, за которым сталинский секретариат особенно жестко следил с самого начала 1920-х годов. Сердцем всей системы было главное здание коммунистической партии в доме № 4 на Старой площади в Москве. Здесь, на пятом этаже, находилось внутреннее святилище сталинского секретариата партии, где проходили все собрания, за исключением заседаний Политбюро. Именно в этом месте Сталин создал секретную канцелярию, находившуюся под его личным контролем. Секретный отдел впервые был создан в 1921 году. В нем были кабинеты секретарей Политбюро и Оргбюро, также здесь хранились архивы всех наиболее секретных документов, книги внутренних кодов, обеспечивающих безопасность связей, здесь же располагались и личные помощники и секретари Сталина³⁶. Документы хранились в огнеупорных стальных сейфах, вход в здание закрывала тяжелая стальная дверь, и весь комплекс был окружен вооруженной охраной. Только несколько избранных, тщательно проверенных людей имели доступ к документам. Секретный отдел готовил повестку дня заседаний Политбюро и следил за исполнением его решений; в его обязанности также входила рассылка директив руководства партии, которая осуществлялась в тщательно запечатанных, особо секретных конвертах хорошо вооруженными курьерами из государственной секретной службы, имевшими к 1930-м годам 1325 центров связи по всей стране; в этих комнатах были собраны тысячи досье на лидеров партии с компрометирующими их сведениями об опрометчивых поступках и недостатках, и они всегда были у Сталина под рукой, если это ему было необходимо³⁷.

В 1934 году вся система была перестроена таким образом, чтобы сделать ее настолько секретной, насколько это вообще было возможно, а сбор секретной информации стал централизованным. Отдел был переименован в Специальный отдел, а его главой был назначен верный страж Сталина Александр Поскребышев. Невысокого роста, без следов эмоций на лице, лысеющий бюрократ, поднявшийся наверх за почти двадцать лет с должности медбрата до помощника секретной канцелярии в 1924-м, как полагают, был выбран Сталиным благодаря его наводящему ужас взгляду. Он возглавлял секретную канцелярию на протяжении почти двадцати лет³⁸. В его обязанности входило составлять повестку дня, готовить документы на подпись Сталину и следить за циркуляцией секретной информации внутри системы. Это была мало популярная среди остальных руководителей партии фигура, потому что он полностью контролировал доступ к Сталину; Сталин же имел обыкновение насмехаться и издеваться над ним. В конце концов Поскребышев завершил свою карьеру, став жертвой каприза диктатора в 1952 году, когда его арестовали по сфабрикованному обвинению в шпионаже в пользу Соединенных Штатов³⁹. Специальный отдел имел разветвленную сеть более мелких отделений по всему Советскому Союзу, которые передавали секретную информацию обратно в Москву и сами получали информацию из центра. В каждом советском учреждении был свой специальный отдел, наделенный теми же функциями. Все нити связей и секретной информации стекались в личную канцелярию Сталина. Принцип функционирования этой системы заключался в том, что никто, кроме самого Сталина, не должен был знать больше, чем это было ему необходимо в данный момент, ситуация, полностью скопированная с административной практики гитлеровского Рейха⁴⁰. Наибольший гриф секретности был наложен на те документы, в которых были зафиксированы случаи нарушения партийной дисциплины и факты проявления оппозиционных настроений. Можно с уверенностью предполагать, что Сталин был хорошо осведомлен обо всем, что происходило вокруг, и был всегда заранее подготовлен ко всем неожиданностям.

Секретная структура способствовала тесному контакту Сталина с системой безопасности, однако истинная природа этих взаимоотношений все еще остается скрытой в архивах. Понимание того, что Сталин имел неограниченный доступ ко всей системе секретных документов, было достаточно серьезным сдерживающим фактором для любого члена политического истеблишмента. В романе Виктора Сержа о сталинских 1930-х годах, обреченный на смерть герой рассуждает о силе секретных файлов: «Он знал… что досье Кондратьева И. Н. переходит из кабинета в кабинет в бесконечном лабиринте самого секретного из всех секретных зданий. Тайный курьер положил на стол секретной службы Генерального секретаря запечатанный конверт. «Наконец-то, – размышлял Серж, посаженный на три года в 1930-х годах, – начальник быстро пробежал глазами страницы донесения…»⁴¹ Никто никогда всерьез не подвергал сомнению тот факт, что власть Сталина в 1930-х и 1940-х годах в конечном итоге полностью опиралась на угрозу ареста, страх оказаться в заключении или страх смерти. Среди целого ряда новых свидетельств травли и гонений 1930-х годов, достигших своего пика в момент расстрела почти 700 000 человек в 1937 и 1938 годах, имеется огромное количество доказательств, свидетельствующих о личной ответственности Сталина вместе с Молотовым и другими деятелями за вынесение смертных приговоров тысячам своих жертв, пусть эти расстрелы и производились после арестов, допросов и судебных процессов, а не были просто актами тайных убийств, совершенных именем государства. Угроза понижения в должности или ареста висела над головами каждого члена партийной или государственной элиты, и эта угроза исходила не только от Сталина: по всей вероятности, его одобрение требовалось, только когда дело касалось устранения кого-либо из старших руководителей. Государственная служба безопасности работала в тесной связи с секретным аппаратом, замыкающимся на сталинской канцелярии и ее многочисленных отделениях в регионах; люди из службы безопасности охраняли здания, кабинеты и офисы, доставляли секретную корреспонденцию и делились секретной информацией, собранной со всех концов страны. Тайные соглашения были обычной практикой. Возможность Сталина давать указания службе безопасности ставили его скорее вне, а не над законом, точно так же, как его ставшее привычным одобрение или неодобрение политики лежало скорее за пределами, чем над формальными требованиями конституции государства. И все же ставшая привычной власть, несмотря на всю ее секретность и произвол, могла осуществляться только при условии подчинения ей со стороны тех многочисленных людей, которые ее признавали. Именно эти обстоятельства служили Сталину в его преследовании личных интересов задолго до разгула насилия в середине 1930-х годов, поэтому можно полагать, что страх был лишь одним из многих факторов, способствовавших установлению его исключительной власти.